Онлайн книга «Женский день»
|
Она почти задремала, чувствуя горячее дыхание дочек и тепло их ладоней. – Мам! – сказала вдруг Дашка. – А давайте зарулим в «Макдоналдс»? Так есть охота! Просто кошмар. Я два дня не ела, – обиженно добавила она. – Ты же нам ничего не оставила! Маруська ехидно хмыкнула: – Ясное дело, ты же у нас безрукая. Вместе с папашей! Остановились у «Макдоналдса» – совсем рядом с домом. Дашка влетела первая. Женя взяла Марусю за руку и задержалась у входа. – Доченька, – тихо сказала она, – нам… надо поговорить. Когда ты… готова? Маруська подняла на нее глаза. – О чем говорить, мам? Да и смысл? Женя нервно повела плечом. – Все нормально, мам. Все хорошо. И я тебя… очень люблю! В окне показалась «зверская» физиономия Дашки. Дашка махала руками и корчила рожи – типа, где вы там, клуши? Ждете моей голодной смерти? Маруська взяла Женю за руку, и они вместе вошли в кафе. * * * Ника дремала на пассажирском сиденье. Вадим выключил радио. На очередном светофоре она открыла глаза и посмотрела в окно. – Далеко еще? Совсем не пойму, где мы есть… – Ильинское, – ответил Вадим и посмотрел на навигатор, – пишет, что тридцать минут. До дома. Устала? Он посмотрел на жену. Ника кивнула. – Домой очень хочется! – жалобно сказала она и виновато посмотрела на мужа. – Ну, скоро будем, – почему-то обрадовался он. – Мама что-то колдует на кухне, а Данька рисует подарок. Знаешь, совсем ему не дается это чертово рисование! Даже солнышко получается какое-то кривое, словно подбитое, раненое, – засмеялся он. – Весь в меня, – кивнула Вероника, – для меня рисование… в детском доме… всегда было пыткой. Просто ужас какой-то. Боялась его как огня! Вадим улыбнулся. – Да бог с ним, с рисованием. Не у всех же к нему способности. Ты и без рисования… умница, каких мало! Он смущенно кашлянул. А Ника погладила его по руке. В ту ночь… ну, после веселого «праздника», впервые все было не так. Она так растерялась от этих «открытий», что не смогла заснуть до рассвета. А наутро ей – вот ведь дурочка! – было неловко смотреть мужу в глаза. Смотреть неловко, а вот дотронуться до него очень хотелось. Просто прижаться к плечу и вдохнуть его запах. Чудно! «Значит, не истукан», – смущенно подумала Ника. И совсем даже не каменная баба. Снова все вспомнила и снова застеснялась – самой себя. Такая чудачка… Да, кстати. После всего этого у нее – совсем непроизвольно, честное слово, – впервые выскочило слово, которого не было в ее лексиконе тысячу лет. Обращаясь к свекрови, она назвала ее «мама». * * * Марина Тобольчина написала заявление об уходе. Зашла в кабинет к Лукьянову и молча положила его на стол. Он также молча прочел его и поднял глаза на Марину. – Обиделась, значит, – ухмыльнулся он, – не терпишь критики, душа моя! Совсем не терпишь. Бросаешь друзей в тяжелый момент? Или я тебе уже совсем никто? Даже – не старый друг? – Я тебе не душа и тем более не твоя! – внятно произнесла Марина. – Я тебе никто. Так же, как, впрочем, и ты мне. И, конечно, не старый друг! Я понятно излагаю? – Чего ж не понять, – кивнул Лукьянов, и она увидела, какие злые и холодные у него глаза. – Хорошо подумала? – Он занес ручку над заявлением и с усмешкой посмотрел на нее. Она кивнула. – Не сомневайся. Ты же знаешь, я с кондачка решений не принимаю. – Переманили? – удивился он. – Ловкая ты! – Не твое дело! – резко ответила Марина. – Подписывай! Он еще раз недобро усмехнулся. – Незаменимых у нас нет, дорогая! – И черкнул свою подпись. – Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали… – Сволочь, – спокойно сказала Марина и вышла из кабинета, с удовольствием хлопнув тяжелой, массивной дверью. Она зашла в свой кабинет, собрала вещи и, попрощавшись с коллегами, пошла к выходу. На улице она остановилась, глубоко вздохнула свежего весеннего воздуха и, словно очнувшись от тяжелого сна, поспешила к машине. Резко нажала на газ, вырулила с останкинской парковки и, не обернувшись на здание телецентра, поехала на вокзал. Билет она взяла на завтра. Из дома позвонила маме и сообщила о своем приезде. Вечером она тщательно вымыла холодильник, выбросила ненужные продукты, полила цветы и стала собирать дорожную сумку. Потом она открыла бутылку красного вина, порезала сыр и с удовольствием плюхнулась в кресло. И в это мгновение почувствовала такую необычайную легкость, такой подъем, такое блаженство, что замурлыкала какую-то старую песенку, зажмурила, точно кошка, глаза и сладко потянулась. «Свободна!» – подумала она. А это, оказывается, огромное счастье! * * * Аля крепко уснула. Так крепко, как не спала очень давно. Ей даже приснился сон – цветной, что совсем странно. Цветные сны снились ей только в далекой юности. Разбудил ее звонок. Она открыла глаза, недовольно поморщилась и подняла трубку. На дисплее высветилось: «Лидочка». Она моментально села на кровати, нажала… и хрипло сказала: – Да, Лидочка, слушаю! – Я… – раздался Лидочкин голос, – я… хочу тебе сказать… Аля молчала, чувствуя, как слабеют руки, и напряженно вслушивалась, боясь пропустить хоть слово. – Я хочу тебе сказать, чтобы ты не расстраивалась, – закончила фразу Лидочка. – В жизни… всякое бывает. Не стоит обращать внимания! – Ты… у меня… большая умница, доченька, – дрожащим голосом медленно проговорила Аля. – Я… постараюсь, честное слово! – Ну и правильно! – оживленно выдохнула та. – Подумаешь, ерунда… Стоит ли на них обращать внимание? Обе замолчали. – А как у тебя дела? – осторожно спросила Аля. – Да все нормально, – бодро ответила Лидочка, – едем с папой в Париж. Снова молчание. – Да ты… не беспокойся, – заговорила Лидочка, – всего-то на пять дней. – Когда вернешься… – Аля с трудом закончила фразу, – ты мне… позвони, ладно? – Да не вопрос! – быстро ответила дочь. – Позвоню, разумеется. – Папе привет, – сказала Аля, – и счастливой вам поездки! Она положила трубку. Руки дрожали. Она смотрела на свои руки и… И ни о чем не думала. Просто ни одной мысли в голове. Совсем ни одной. Только… ощущение радости, что ли… |