Книга Инамората, страница 35 – Джозеф Ганьеми

— Вряд ли.

— Но почему?

— Не в моих правилах злоупотреблять гостеприимством.

Ее реакция на эти слова была как раз такой, какую я и ожидал.

— Но мы же друзья.

— Разве? — переспросил я, словно это никогда прежде не приходило мне в голову. Я испытывал почти сексуальное возбуждение, видя, что мои слова ранят ее. Стыдно признаться, но я по-прежнему был во власти ее чар. — Что ж, это все меняет, верно? Друзья… — Я произнес это слово так, словно оно было иностранным и я впервые пробовал, как оно звучит, когда я произношу его своим американским языком. На вкус оно было как пепел: я вел себя жестоко, и, когда на глазах Мины заблестели слезы, я утратил всякий интерес к этой игре.

— Что случилось, Мартин? — спросила она, губы ее дрожали. — Пожалуйста, объясните мне, чем я вас так обидела.

— Ничем, — отвечал я, стыдясь самого себя и желая только остаться в одиночестве. — Просто я сегодня встал не с той ноги. Если бы вы знали меня лучше, то вам было бы известно, что такое со мной частенько случается. Без всякой причины.

— Правда? — спросила Мина, желая поверить моим словам, и, когда я кивнул, она содрогнулась, облегченно всхлипнула и, стараясь улыбнуться, обвила руками мою шею. Я почувствовал ее слезы у меня на воротнике и ощутил ее жаркое дыхание, когда она заговорила, уткнувшись в мою рубашку. — Поклянитесь мне, что это все, дорогой… что вы сказали бы мне, если бы что-то было не так.

— Почему вам так важно, что я думаю?

— Я… — начала она, потом слегка отстранилась, отвернулась к огню и тихо произнесла: — Я так одинока, Мартин. Я знаю, что это глупо звучит, ведь дом полон людей, и все же это так.

— А как же доктор Кроули?

Мои слова заставили ее улыбнуться, словно я напомнил ей о старом друге.

— Бедный Артур! — произнесла она с чувством. Это имя, произнесенное вслух, словно согрело ее изнутри и вернуло румянец щекам. — Мне кажется, мой муж иногда считает меня ужасно скучной.

— Не могу себе этого представить.

Если Мина и слышала меня, то не подала виду. Она смотрела на огонь и мыслями по-прежнему была рядом со своим замечательным мужем.

— У Артура всегда по дюжине книг на ночном столике, — сказал она, и я невольно почувствовал укол ревности при упоминании его спальни. — Книги обо всем на свете: поэзия, экономика, история, политика…

— Оккультизм?

Она бросила на меня настороженный взгляд.

— Метафизика.

— Что ж, — заметил я, — по крайней мере, в этом ваши интересы сходятся.

Мина кивнула:

— Теперь вы понимаете, почему возвращение моего брата было подарком судьбы. Уолтер очень сблизил нас с Артуром. Как ни иронично это звучит.

— Почему иронично?

— Уолтер был решительно против нашего брака.

— Из-за разницы в возрасте?

— И из-за того, как мы познакомились… — Мина умолкла, опасаясь, что сказала слишком много.

Прежде чем она успела передумать, я наклонился вперед и спросил:

— Так как же вы познакомились?

— Я была пациенткой Артура в больнице Джефферсона.

— Ах, вот как!

Она кивнула.

— Я провела в больнице много недель, и мы стали друзьями. Мой брат, по-видимому, считал это ужасно неэтичным со стороны Артура — позволить дружбе перерасти в нечто большее. — Она улыбнулась, словно вспомнила какую-то семейную шутку. — Это забавно, поскольку Уолтер последний человек, который имеет право критиковать чужое поведение. — Несмотря на улыбку, в голосе ее послышалось напряжение, которое говорило о многом. — Думаю, Уолтер просто разыгрывал чересчур заботливого брата.

— И до сих пор продолжает это делать, судя по тому, что мы слышали.

Она нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего особенного.

Но Мина не отступала.

— Что-то произошло вчера вечером между Артуром и Уолтером, верно? — спросила она. — Еще одна ссора?

— Вы хотите сказать, что в самом деле не помните?

— Нет.

Я внимательно посмотрел на нее, желая убедиться, что она не лукавит. Но Мина казалась совершенно искренней в своем неведении. Я чувствовал, как во мне закипает гнев, но полное отсутствие коварства в Мине делало его беспомощным: букашка и без того лежала на спине и махала лапками. В конце концов мне пришлось пересказать ей вчерашний сеанс, не утаивая деталей — нападение Уолтера на Флинна, его намеки, обращенные ко мне, гадости, которые он наговорил шурину. Мина молча выслушала все это, руки ее лежали на коленях, а румянец постепенно исчезал с бледного лица. Когда я закончил, она поблагодарила меня за мою откровенность.

— Мне жаль огорчать вас, — сказал я, — но я подумал, что вы должны знать об этом.

— Нет, не извиняйтесь, — рассеянно сказала Мина, взяла мою руку и пожала в знак ободрения. — В этом доме слишком много людей стремится защитить меня от всего на свете. — Она наклонилась, чтобы наградить меня сестринским поцелуем и тем самым подтвердить наш уговор. Я почувствовал, как учащается мой пульс, и инстинктивно подался вперед, желая продлить поцелуй.

Мина рассмеялась, словно я развеселил ее забавной выходкой, а затем, поднявшись, поспешила вниз проверить, как наряжают елку.

8

Когда стемнело, я взял такси и отправился на Сэнсом-стрит, узенькую улочку, где располагались ювелирные лавки и рыбные ресторанчики, в одном из них мы договорились встретиться с Фоксом, Флинном и Ричардсоном, чтобы поужинать вместе. Я был так рассеян, что, переходя Девятую улицу, едва не угодил под фургон прачечной, который вез грязное белье из отеля «Континенталь». Проблуждав минут десять, я наконец отыскал зеленый козырек устричного ресторана Карла, который расположился в старом подвале. Спустившись в обеденный зал, я обнаружил там Флинна, он занял столик в углу и уже нашептывал какие-то непристойности на ухо официантке.

— Эй, парень!

Флинн радушно приветствовал меня, словно я был его братом, которого он не видел тысячу лет.

— И принесите еще дюжину линнхавенских устриц на створках раковин для моего приятеля, — сказал он официантке.

Я едва успел ухватить девушку за руку, прежде чем она ушла выполнять заказ.

— На самом деле я бы предпочел рагу.

Когда официантка ушла, Флинн скорчил гримасу.

— Рагу не добавит свинца твоему карандашу, приятель.

— А для чего мне карандаш? Кому мне писать?

— Наша официантка, вроде, в твоем вкусе, — намекнул Флинн, обдавая меня ароматом лосьона для полоскания рта, — я уже замолвил ей за тебя словечко.

— Весьма признателен. Очень великодушно с вашей стороны.