Книга Смерть на каникулах. Убийство в больнице, страница 34 – Джозефина Белл

Она продолжала заниматься спортом и играть в любительском театре. Завела много друзей, но ее дружеские связи длились недолго. Старые друзья и подруги, с которыми она выросла, к тому времени рассеялись. Мальчики зарабатывали себе на жизнь, девочки занимались тем же или повыходили замуж.

Мы с ней всегда были друзьями. Думаю, она считала меня очень зрелым, хотя разница была всего в девять лет, и могла поговорить со мной так, как не получалось со сверстниками. И однажды…

Мистер Скофилд вдруг прервал свой рассказ и яростно взглянул на инспектора:

– Не знаю, зачем я все это рассказываю. Это вам совершенно не нужно.

– Я так не думаю, – спокойно ответил инспектор. – Однако следующий пункт можете опустить. Соня была несчастна и дала вам это понять. Вы всегда к ней неровно дышали, поэтому попросили ее руки, и она приняла предложение.

– Да, – отрезал мистер Скофилд. – Именно так и было. Достаточно обычно, расчетливо и ординарно. Вы с этим сталкивались тысячу раз. В тех жалких преступлениях, над которыми вам приходится работать, это встречается постоянно. Молодая разочарованная женщина выходит за увлеченного ею мужчину старше себя. В результате рано или поздно происходит катастрофа, сопровождаемая преступлением или без него. По-вашему, я об этом не думал, не раскладывал по полочкам все эти неудавшиеся месяцы?

– Сколько времени вы были женаты?

– Всего два года. Это была запланированная катастрофа. Но ее отец был доволен. Планировал, что я приму его школу, когда он уйдет на покой. Поначалу я даже позволил себе разделить эту счастливую мечту. Я рвался к работе, привязался к школе за те шесть лет, что был в ней. Но очень скоро увидел, что здесь у меня нет будущего.

– Рассказывайте дальше, – подтолкнул инспектор, когда молчание грозило затянуться. Мистер Скофилд устало поднял голову.

– В общем, все уже сказано. Она продолжала заниматься театром и играми. Я актерских способностей лишен, да и к театру более или менее равнодушен. В гольф и в теннис я тоже играл без души и редко бывал для этого свободен, разве что на уик-эндах. У любительского театра, в котором она играла, росли амбиции. Они начали время от времени приглашать профессионального режиссера, чтобы подтянуть труппу. Соня этим увлеклась чрезвычайно. Когда мы бывали вместе, она только и говорила что о своем дурацком актерстве. Мне это надоело, и я дал ей понять. Я знал, что она вышла за меня лишь для того, чтобы иметь рядом человека, знавшего ее до трагедии, глубже погруженного в ее жизнь, чем элегантные глупые новые друзья. Но все же я имел право ожидать и от нее участия, какого-то ответа, пусть и наигранного.

Конечно, мы ссорились, а она была очень занята своим новым другом по театру – профессионалом, часто игравшим у них ту или иную роль. Его звали Роберт Фентон. Не знаю, он ли ей посоветовал сорваться с цепи или же она его попросила о помощи. Но однажды она пошла на последнее представление одного из спектаклей своего театра и больше не вернулась. В тот же вечер телеграфировала мне из Лондона, а на другой день прислала большое письмо.

– И вы с ней развелись?

– Да, потом, когда она сказала, что хочет замуж за этого человека. До тех пор, пока она меня не попросила, я никаких действий не предпринимал. Воображал, как дурак, что она начнет тяготиться таким положением и вернется ко мне. Естественно, этого не случилось. У нее хватило таланта стать профессиональной актрисой третьего плана, и, как я понимаю, после развода она вышла за своего актера. С тех пор как Соня оставила мой дом, я ее не видел – до этой пятницы, когда наткнулся на нее на крыльце школы среди других артистов.

– Для вас, наверное, это было такое же потрясение, как и для нее.

– Возможно.

– И что вы решили сделать? – спросил инспектор, и голос прозвучал сурово.

– Ничего. А что тут было делать? Я решил не попадаться ей на глаза, не идти в зал во время спектакля и никому ничего о ней не говорить.

– Но вы вышли на территорию во время второго антракта.

– Я уже сказал: хотел подышать. Кроме того, я оставил там машину и собирался ее убрать.

– Ага. – Инспектор полистал блокнот и нашел запись. – У вас синий «Моррис-десять»?

– Да.

– Машина стояла рядом с задней аллеей у дальней стены сарая с рассадой?

– Да, обычно я ее там оставляю. Откуда вы знаете?

– Наша работа – все выяснять. Нам сказали, что это ваша. Почему вы раньше не говорили, что ходили на эту сторону школы?

– Не думал, что это имеет отношение к делу.

– Об этом позвольте судить мне. Расскажите, с какой стороны вы подошли к машине.

– Через директорский сад. Спектакль еще шел, я его слышал и решил не ехать мимо зала, чтобы не шуметь, а по дороге вернуться к передней аллее. Мой гараж на той ее стороне, за кустами возле ворот.

– Понимаю. Полагаю, вы не знаете точно, который был час?

– Не знаю. Это было после второго антракта.

– Выйдя из машины, вы не видели кого-нибудь на задней аллее? Никто не входил в музей?

– Нет. Но возле моей машины крутился Билли Олдфилд. Это…

Инспектор подался вперед:

– Про Билли я знаю. Вы уверены, что не входили в музей? Например, чтобы найти свою булаву?

– Я не входил в музей.

Голос мистера Скофилда был тверд, и глаз он не отвел.

– Ну хорошо. – Митчелл захлопнул блокнот. – Пока я вас не буду больше беспокоить, мистер Скофилд. Но если вы вспомните что-нибудь существенное, вы же знаете, где меня найти?

Когда мистер Скофилд вышел из музея на яркое солнце, служба в церкви только что закончилась. С толпой выходящих родителей он разминулся, пройдя через дверь на сцену прямо в школьный зал, а оттуда – в опустевшую учительскую.

Родители на передней аллее поджидали детей, которые вернулись в дортуары сменить итонские костюмы на более подходящую одежду для пребывания на природе. Джилл, с торжественным печальным лицом, в сопровождении чисто вымытого Николаса, беседовала с миссис Кокер.

– Какую хорошую проповедь произнес мистер Крэнстон, – сказала та, помахав рукой Кокеру-самому-младшему, который смотрел на нее из окна ближайшего дортуара, забыв о переодевании. – Пора бы моему младшенькому встряхнуться. Остальные все делают быстро и сердятся, что он вечно нас задерживает.

– Думаю, это потому, что он очень тщательный, – ответила Джилл. – И Никки такой же. Да, мне тоже понравилась проповедь, но я вообще люблю мистера Крэнстона. Дэвид говорит, что он идеальный пример красоты и ограничений ненаучного ума.

Миссис Кокер была несколько шокирована.

– Кстати, о красоте, – сказала она, понизив голос. – Вы видели в церкви этого молодого артиста? Он произвел настоящую сенсацию.

– Я ни на что другое смотреть не могла, – ответила Джилл.