Онлайн книга «Сосны. Заплутавшие»
|
– Пожалуйста, просто ответь. – Это нечестно по отношению к ней. – Нечестно? Она получает возможность, которой никогда не предоставлялась ни одному человеку, – увидеть будущее. – Я хочу, чтобы у нее была нормальная жизнь, Дэвид. – Где она? – Что? – В данный момент. Где моя дочь? – В своей комнате, собирает вещи. Мы останемся только на вечеринку. – Пожалуйста. Отчаяние в собственном голосе удивило его. – Как, по-твоему, я перенесу разлуку с дочерью… – Да черта с два! На мгновение прорвалась сдерживаемая ярость. – Она едва тебя знает, если уж на то пошло. – Элизабет… – Я едва тебя знаю, если уж на то пошло. Давай не будем притворяться, что все это не было твоей навязчивой идеей. Твоей первой любовью. Не я. Не Алисса. – Неправда. – Твой проект поглотил тебя. Последние пять лет я наблюдала, как ты превращаешься в нечто глубоко неприятное. Ты уже не раз заходил слишком далеко, и я гадаю – сознаешь ли ты полностью, чем стал. – Я сделал то, что должен был, чтобы приблизиться к нынешней ночи. Я не ищу извинений. Я с самого начала сказал, что ничто меня не остановит. – Что ж, надеюсь, в конце концов игра будет стоить свеч. – Пожалуйста, не поступай так. Эта ночь должна была стать самой великой в моей жизни. Нашей жизни. Я хочу, чтобы ты была на другой стороне, когда мы очнемся. – Я не могу. Прости. Пилчер сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. – Наверное, тебе было трудно, – сказал он. – Ты и понятия не имеешь – как. – Ты хотя бы останешься на вечеринку? – Конечно. Пилчер подался к ней и поцеловал ее в щеку. Не смог вспомнить, когда делал это в последний раз. – Я должен поговорить с Алиссой, – сказал он. – После вечеринки мы распрощаемся. Она встала. Серое платье от «Шанель». Волнистые серебряные волосы. Он наблюдал, как Элизабет грациозно идет к дубовым дверям. Когда она исчезла, Пилчер подошел к своему столу. Поднял трубку телефона. Набрал номер. Арнольд Поуп ответил на первом же гудке. * * * Если бы Хасслер смог оценить напиток, то это было бы лучшее шампанское, какое он пробовал в жизни, но нервы давали о себе знать. Это место было нереальным. Поговаривали, что на прокладку тоннеля, взрывные и земляные работы ушло тридцать два года. Ярлычок с ценой, должно быть, перевалил за пятьдесят миллиардов. В пещерном складе мог бы поместиться целый флот 747‑х [43] , но интуиция подсказывала Хасслеру, что настоящие деньги были вбуханы в то помещение, в котором он стоял сейчас. Помещение размером с супермаркет. Сотни агрегатов величиной с автомат для продажи напитков стояли здесь, насколько хватало глаз, шипя и гудя. Некоторые из них выпускали белый газ, испарения качались в десяти футах над полом. Хасслер как будто шел сквозь холодный голубой туман. Потолка не было видно. Холодный воздух был чистым, ионизированным. – Вы бы хотели увидеть ее, Адам? Этот голос заставил его вздрогнуть. Хасслер повернулся и оказался лицом к лицу с Пилчером. Тот выглядел щеголем в похрустывающем смокинге, с узким высоким бокалом шампанского в руке. – Да, – сказал Хасслер. – Туда. Пилчер повел его по длинному проходу к задней части помещения, а потом – по другому проходу между механизмов. – Вот и пришли, – сказал он. Тут была клавиатура, датчики, индикаторы и цифровая надпись: «Тереза Лиден Бёрк. Дата консервации: 19.12.13. Сиэтл, штат Вашингтон». Внизу в передней части аппарата тянулась полоса толстого стекла в два дюйма шириной. Сквозь нее виднелся черный песок и светлое пятно – часть щеки Терезы. Хасслер невольно прикоснулся к стеклу. – Мы собираемся начать, – сказал Пилчер. – Она спит? – спросил Хасслер. – Ни один из наших анализов – а их было проведено множество – не показывает ни малейшего уровня чувствительности во время консервации. Активность мозга отсутствует. Самый долгий период, какой пребывали в консервации объекты нашего исследования, – девятнадцать месяцев. Все время, пока они находились в таком состоянии, никто не докладывал ни о какой чувствительности. – Значит, вот на что это похоже, когда гаснет свет? – Что-то вроде того. Вы улучили минутку, чтобы прочитать памятку в вашей комнате? Все ее получили. – Нет, я только что прошел медицинское исследование и сразу явился сюда. – Ну, тогда вас ожидает несколько сюрпризов. – Из вашей команды все погружаются в консервацию нынче ночью? – Была отобрана маленькая группа тех, кто останется еще на ближайшие двадцать лет. Они будут продолжать собирать провизию. Позаботятся о том, чтобы у нас имелась новейшая технология. Закончат кое-какие дела. – Но вы погружаетесь. – Конечно. – Пилчер засмеялся. – Моложе я не становлюсь. Я предпочел бы отложить оставшееся мне время для грядущего мира. А теперь нужно вернуться туда. Хасслер последовал за ним в пещеру. Люди Пилчера ждали там – все разряженные в пух и прах. Мужчины в смокингах, женщины в коротких черных платьях. Он, улыбаясь, забрался на деревянный ящик и окинул взглядом толпу. При свете гигантского шара, свисающего на тросе со скалы наверху, Хасслеру показалось, что глаза Пилчера затуманились от чувств. – Сегодня вечером мы приближаемся к концу тридцатидвухлетнего пути созидания. Но, как и любой конец, это к тому же начало. Говоря «прощай» знакомому миру, мы предвкушаем будущий мир. Мир, который ждет нас через две тысячи лет. Я возбужден. Знаю, что и вы тоже. И, может быть, вы в придачу боитесь, но это нормально. Страх означает, что вы живы. Раздвигаете пределы. Нет приключения без страха, и, господи, все мы на краю самого поразительного приключения. Он поднял очки на лоб. – Мне бы хотелось предложить тост. За вас – за всех до единого, кто зашел со мной так далеко и собирается совершить этот последний прыжок веры. Я обещаю, что парашюты раскроются. По толпе пробежал нервный смех. |