Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»
|
Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист. – Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берёт. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели!.. – затрещала, размахивая руками, Синицына. – Стоп, стоп! – остановил её Митя. – Экая ты мельница! – Вот она всегда так! – возмущённо сказал Одинцов. – Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала. – «Что написала, что написала»!.. – передразнила его девочка. – Сядь и помолчи! – потянул её за рукав Митя. – Сейчас разберёмся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща. Васёк оставил работу и подошёл к столу. – Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да ещё сама между ними втёрлась! – сердито сказал он. – Неплохо попасть в такое соседство! – засмеялся Митя. – Сейчас посмотрим, что у неё получилось. Он громко прочёл: Уж небо осенью дышало, А я учёбу начинала. Взяла тетрадки и пошла, Так я учёбу начала. – Тьфу! – не выдержал Одинцов. – Вот он всегда на меня нападает! – пожаловалась Синицына. – Да потому нападаю, что глупо! Противно… – Потише, потише, – сказал Митя. – Плохо ведёшь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даёшь прочитать до конца. Одинцов замолчал. Митя начал читать сначала: Уж небо осенью дышало, А я учёбу начинала. Взяла тетрадки и пошла, Так я учёбу начала. Белеет школа одиноко В тумане неба голубом, Идти мне в школу недалёко — На крайней улице мой дом. Мои родители давали Мне на прощание совет: «Учись ты, Нюра, хорошенько — В награду купим мы конфет». М-да… – задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. – Плохо. Очень плохо! – А почему плохо? Рифма есть, всё есть, – забормотала Синицына, поглядев на всех. Митя ещё раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул: – Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе: А я учёбу начинала. Взяла тетрадки и пошла… А родители тебе за эту учёбу обещали конфет. Ребята фыркнули. – А ещё Пушкин и Лермонтов тут у неё! – Вот уж ничего подобного! – сказала Синицына. – Ну как же ничего подобного? – улыбнулся Митя. – Вот смотри: Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало… Чьё это? Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать. – Постой. Дальше посмотрим: Белеет парус одинокий В тумане моря голубом… Это чьё? – Во-первых, у меня не парус, а школа белеет… Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился: – Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень – и не умеешь себя в руках держать. Ступай! Одинцов нехотя отошёл от стола. – А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберёмся хорошенько. Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула. – Что она там – всё спорит? – спросил Одинцова Булгаков. За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками. Нюра сидела красная, надув губы. Ответы её становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят. – Поняла наконец, – улыбнулся Васёк. – Сейчас мне нахлобучка будет, – сказал Одинцов. – Ребята! – Митя постучал по столу. – Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… – Он строго посмотрел на присмиревших ребят. – А чего ж она… – вспыхнул Одинцов. Васёк вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет». Когда Митя кончил, он подошёл к нему и сам сказал: – У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой. – Сейчас будем читать, – сказал Митя. – У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя. Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел – «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно». Митя внимательно просмотрел её, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнёсся очень серьёзно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так: «Многие мальчики говорят: „Мы, ребята, между собой всегда поладим – кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дёрнешь – и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя“. А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные – это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать. Звеньевая З о р и н а». Читая, Митя всё время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять». Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васёк делал вид, что совершенно поглощён своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: «Принять». Потом подозвал Сашу: – Кто переписчик? – Я, – сказал Саша. – Вот ещё три статьи. Кто нарисует заголовок? – Малютин. В пионерскую комнату вошёл Сергей Николаевич: – Работаете? Митя засмеялся: – Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем. Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васёк тоже хотел обратить на себя внимание учителя. – Рамка готова! – громко сказал он, деловито собирая кисти. – Булгаков, какую заметку пишешь? – Четвёртую, – ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель. |