
Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи. Книга 2»
— Сенька, топи баню! Ножницы неси! — скомандовала она свежим, молодым голосом. Партизаны засмеялись: — Сейчас вам, ребята, санобработка будет! Степан Ильич вошел в палатку с сияющим лицом: — Прибыл Бурцев с ребятами! Николай Михайлович улыбнулся: — Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хорошенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно будет на самолете с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова? — Неважно… Изрешетили хлопца — смотреть страшно. — Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что? — Макитрючка ничего. "Скоро, говорит, встану". Просит считать здоровой. — Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчет Ульяны Леонтьевны? Устроили? — Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку. Николай Михайлович кивнул головой: — Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко. * * * Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом. После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев ее, ребята обрадовались. Генки не было: он ходил по лагерю — искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе: — Сейчас, сейчас, Генка, придет твой Гнедко, не бойся! — Не бачу я его… Може, убитый? — хмуро спросил Генка. — Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый! Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца. — Гнедко!.. Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими черными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал. — Михайлов внук плачет, — хмуро говорили партизаны. — Не мешайте ему, не подходите, — останавливал Митя. Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде. Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка. — На що звязали? — сердито сказал он Сеньке. — Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдет. Сенька послушно распутал веревку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провел рукой по мягкой спине и заметил след от седла. — Плохо седлаешь… Так спину коню можно натереть! — строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. — Овес даете? — А як же! Все даем — и овес и хлебца даем, — торопливо уверил его Сенька. Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось. * * * — Ешьте, ешьте! — угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвел на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: — Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это еще что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите — укрепимся хорошенько… После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе теплое жилье. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершен крупный налет на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулеметы, винтовки, обмундирование. — Неплохо Гитлер вооружил нас! — смеялся Митя. Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков. Еще в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васек Трубачев. Он всегда и во всем поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васек задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог. — Приказ — это все! — подумав, сказал он Одинцову. Генка вел себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили "отчаянно" просить командира оставить их в отряде. — Я прямо заплачу, Мазин! — серьезно говорил Петька. — Я тебе "заплачу"! Что ты, у тетеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира! — Верно. Я лучше буду так смело говорить… Мазин сделал гримасу: — Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида. Петька с огорчением разглядывал себя: — А ты скажи, что мне пятнадцать лет. — Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! — огрызался Мазин. Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их. — Рыжий — это, видать, командир. Весь отряд привел! — А тот, с краю сидит, глазастый, — говорят, вместе с дедом Михайлом работал! — Эх, война! Всех зацепила! — Вот глядишь — дети совсем! А у них уж свои герои есть, — качал головой бородатый старик, натачивая пилу. — А в чем дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь. — Воспитание советское… Строители будущего! В коммунизме будут жить! — откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастерке. — Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! — с уважением сказал молодой хлопец. — А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним? — Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пасеке бывал, знаю. У Бобика нашлись старые знакомые, но он держался около ребят и радостным визгом встречал Оксану. Он признавал в ней бывшую хозяйку. * * * После еды ребята долго плескались за дощатой перегородкой, где прямо на костре нагревался большой котел воды. Оксана стригла и мыла ребят сама. Она по очереди терла им спины мочалкой, густо намыливая трофейным мылом. Волосы быстро и искусно подравнивала большими садовыми ножницами. По просьбе Васька ему был оставлен небольшой чуб на лбу. Намылив одного, Оксана переходила к другому, потом ставила всех рядом и обливала из одного ведра. Ребята расшалились, бегали вокруг костра, боролись и хохотали до слез. Оксана с улыбкой глядела на их шалости, давая им повеселиться; потом, найдя, что достаточно, натягивала на каждого длинную мужскую рубашку: |