Онлайн книга «Черный стрелок»
|
Тщедушный с виду Уж висел на нем и жалобно причитал. Из подъезда появился Вася и, не долго думая, пустил в ход внушительный кулак. Только целил он в Монаха, а попал почему-то по стеклу мерса. Стекло выдержало, набитый кулак – тоже. Монах с пьяным воплем выпустил впавшего в оцепенение гуляку, споткнулся о него и, падая, боднул застеновского телохранителя в переносицу. Боднул и рухнул на него, придавив к земле. Высший пилотаж! Тут боевая натура водителя не выдержала, он распахнул дверцу… внезапно замолчавший Уж рубанул его по горлу. – Извини, земляк, – сказал Монах совершенно ошалевшему гуляке. – Обознался. На, опохмелись! – сунул ему стольник и прыгнул в машину. * * * – А если он в самом деле захочет уехать? – спросил Фома. – Неужели вы его отпустите, Николай Григорьевич? – Не болтай глупостей! – отрезал Хлебалов. – Сначала надо вымести все лишнее из его башки. Приедет Юматов – пусть думает. Они с Венькой слишком беспокоятся о мальчишке! – А вы, Николай Григорьевич? – Я? – Хлебалов хохотнул. – Я, Фома, слишком многого достиг, чтобы беспокоиться о ком-то. Парень пока мне нужен. И в будущем тоже может быть полезен. Свой человек за бугром, преданный и понимающий в тамошних законах дорого стоит. – Дороже тех миллионов? Хлебалов хмыкнул. – Бывает, что и дороже. – А по мне, – сказал Фома, – я бы подключил наших психиатров – и через месяц у нас был бы вежливый и покладистый мальчик. Тут Фома вздохнул. – Мысль верная, – согласился Хлебалов и посоветовал: – Скажи об этом Застенову. – Застенов – грубый и несдержанный мужчина. – Вот это точно! – Хлебалов расхохотался. – И гомиков на дух не переносит. – Я не гомосексуалист, – обиженно произнес Фома. – Я бисексуал! – Да мне насрать, – грубо сказал Хлебалов. – Лишь бы ты не ленился и шесток свой знал. Намек понял? – Понял, – пробормотал Фома. – Сурьин звонил. – Ну? Что ж ты молчишь, дурень! – рявкнул Хлебалов. – Что? – Он согласен. Деньги переведет, как только получит девчонку. – Отлично! – Хлебалов хлопнул секретаря по плечу. – Но расклад будет другой. Пусть переведет половину, потом девчонка, потом – вторая половина. – А если не согласится? – Согласится. Один контрольный пакет Речбанка потянет больше. А соплячка – это не только банк, но и весь концерн. Какой был бы для нас вариант! – Хлебалов вздохнул. – А «Речтранспорт»? «Речтранспорт» да моя «рыбинспекция» – и вся Юрь у меня в кармане! Ах Медведев, ах сука, какой вариант погубил! – Хлебалов сокрушенно покачал головой. – От Филина ничего? – Пока нет. – Все, свободен. Фома вышел, а Хлебалов занялся бумагами… Алеша еще некоторое время наблюдал за ним, потом воткнул на место затычку и двинулся дальше. На первый «глазок» Шелехов наткнулся случайно: зацепился рукавом за ржавый гвоздь – и нечаянно вывернул пробку, закрывавшую дырку в стене. Заинтересовался, посветил фонариком, ткнул пальцем – и разорвал обои, которые наклеили при ремонте, не ведая о потайном отверстии. Обнаружив первый «глазок», Алексей принялся за поиски других – и преуспел. Смотровыми дырками были «оборудованы» далеко не все комнаты. Так что с кабинетом Хлебалова Алеше просто повезло. Еще в кабинете имелся точно такой же лаз в потайной ход, как в Алешиной комнате. С той разницей, что рядом с комнатой, в которую был «заточен» Шелехов, имелся рычаг, отпиравший тайную дверь из тоннеля (перед тем, как отправиться в путешествие, Алексей убедился, что механизм исправен), а здесь такой рычаг был срезан, а на кирпичной кладке остался черный след газового резака. Возможно, существовал какой-то другой способ попасть в кабинет из потайного хода, но искать Алеша не стал: слишком долго и рискованно. Подслушанный разговор Хлебалова с секретарем Алеше Шелехову совсем не понравился. Особенно та часть его, которая касалась психиатров. Но в некотором смысле ему даже стало легче. Все-таки он много лет считал Хлебалова другом отца, своим опекуном и человеком, которому можно верить безоговорочно. Вдобавок – чувство признательности к тому, кто оказался рядом, поддержал и направил мальчишку, в одночасье потерявшего обоих родителей, беспомощного в злом и непонятном мире… Пожалуй, еще несколько дней назад Николай Григорьевич значил для Алеши больше, чем отец и мать, которых он потерял много лет назад. И некая доля этой значимости и признательности все еще осталась. Но повиноваться опекуну Шелехов больше не собирался. Тем более, если он все-таки причастен к смерти его родителей… Ну если так, тогда долг Алексея – восстановить справедливость. Алеша не умел мстить и понимал это. Но если потребуется, он научится. Он всему научится, учиться он умеет. * * * – Ах, мать твою!.. – Застенов выразил свои чувства сочно и витиевато. – Что уставилась, оденься! – сердито бросил он подружке, с испугом взиравшей на побитых бодигардов. Бодигарды, впрочем, были слишком опечалены нежданным побитием, чтобы любоваться Нинкиными формами и изгибами. – Ну, из города они хрен выедут! – оправдываясь, заявил Вася. Голос его был гнусав, нос распух, а под глазами уже набухли кровоподтеки. – Вернем твою тачку! – Да хрен с ней, с тачкой! – рявкнул Застенов. – Это ж борзость какая! Одно я не могу понять, – произнес он, натягивая штаны. – Ну? – в один голос поинтересовались бодигарды. – Вы же их видели. Почему вас, безголовых, не мочканули? «Безголовые» мрачно молчали. Ни хрена они не видели, честно говоря. Алкаши и алкаши. Кто ж знал? Внизу длинно и пронзительно взвыла сирена. – Мишка прибыл, – сообщил, выглянув в окно, Вася. – А то я не понял, – буркнул Стена. – Весь дом уже понял, что Мишка прибыл. Вот он бы не лопухнулся, как вы, придурки! «Придурки» вновь промолчали, хотя взгляды их выразили сомнение в правоте шефа. Вася в очередной раз осторожно потрогал нос. – Сломал, гад, – прогундосил он. – Найду, бля… – Ничего, – перебил его Веня. – Заживет. К доктору оба, шагом марш! – А ты? – спросил Вася. – А если тебя, ну, это… – Если «ну, это», – передразнил Стена, – то мы, «это, ну» без вас, долболобов, управимся. Свободны! – Куда? – спросил Миша, когда озабоченный Застенов сел в машину. – К хозяину, – ответил Веня. – Есть мнение, что машина – отвлекающий маневр. – Ты – начальник, ты думай, – дипломатично ответил Миша. * * * Алеша вернулся к себе, если называть «своим» безоконный бункерок, в который его поместили. На экране телевизора негра сменил белый. Такой же флегматичный, только «шланг» покороче, дюймов пятнадцать. |