Онлайн книга «Кавалер умученных Жизелей»
|
А Гришу Тахтамышем стали звать, Когда поправился. Прилипло постепенно. Поскольку где-то там, недалеко, Крутился хан из Золотой Орды, Который и носил такое имя. И стал Григорий Лазареву друг, Вернее, так сказать, оруженосец. И Коле научился не мешать. Как Кай и Герда, нет, верней – Адам и Ева, Так в точности и жили в райском детстве, Наина и бессменный Николай. Она его ценила и любила, Как брата, пока время не пришло. И стали возникать другие чувства. Тогда пришла действительно любовь: В нем – вспыхнула, как яростный огонь, В Наине – ровным пламенем горела. Наверное, ещё и потому: Он рядом был, поэтому – привычен. Всё было – и прогулки до зари, И поцелуи – до самозабвенья, И познаванье вожделенных тел. Но – бабушкин наказ хранить цветок! Она звала то место гордо – “Hymen”, И сказывала: «Гимен – дар Богов». И Коля тоже стал беречь «цветок», Когда ему Наина рассказала. «Всё будет, ведь она и так моя». И с девочкою бережно возился, Выделывали многого чего. Но позже дети как-то отдалились. Не то, чтобы любовь у них прошла: Вокруг другие юности бурлили. Девчонки Коле «строили глаза», А быть с Наиною не мог он постоянно. И не хотел, наверно – жизнь звала. Другие девочки не берегли бутон, А жаждали его цыганской страсти. В нем буйствовала гиперсексуальность — Как, по науке, терапевт Васильев Мог это состояние назвать. И Лазарев стал властвовать гаремом. А к царственной красавице Наине, Что скажешь – каждый сильно вожделел. Как Лазарев немного отдалился, Другие её стали осаждать, И слух прошел – попробовать возможно. И кое с кем она была близка. Конечно – до означенной границы. Но Лазарев не изменял любви, Наина – не сказать, что разлюбила. А просто жизнь немного развела. И вот, она уехала в Москву. И Коля бы, наверное, женился: Устал от многочисленных подруг, Пресытился их постоянной сменой. А он хотел невесту для семьи. И тут ему Наина позвонила. – Я приезжаю, может, на три дня. Ты сможешь быть на эти дни свободен? — – Ты странные вопросы задаешь. Давай, я за тобой сейчас приеду. — – Билет на завтра. Встретимся. Целую. — – Ну, если так, то я тебя люблю. Как время мне убить до этой встречи? — Она взяла билет на самолёт. А он же девушку, что он считал невестой, Слетать в Новосибирск уговорил. Там старшая сестра её жила, Так он сказал – пусть едет повидаться. А сам же он поехал в тот район, Под городом, где брата дом построен. Поскольку там, совсем в дремучей чаще, Земли купил, наверное, с гектар. И выстроил родителям сюрприз — Огромный сруб из вековых деревьев. И то крыло, что строил для себя, Всё полностью он техникой напичкал, Компьютеры, и разное чего. На страже там был верный Тахтамыш. Так – Коля приезжал распорядиться — Три дня его не надо доставать. * * * Летать Наина Львовна не любила. Вернее – время тягостно текло В бездеятельном длительном полете. И Томск – не очень близкий-то конец. Претило ей быть в клетке самолёта, Фальшивой птицы, чуждой для небес. Она не научилась расслабляться. А тут ещё энергия полета Наслаивала свой коэффициент На смуту её пламенной души, Подвинувшей лететь через пространство. И через время, если точным быть. Но в этот раз так много было мыслей, Наплывами они врезались в думы, И близко от границы атмосферы Над суетным, земным трудился мозг. «Других устраивал тупой ярлык «цыган», И только мне тогда пришло решенье, Что где-то в предках точно – Ганнибал. Отсюда ты и смуглый, милый Коля! Арап был в Томске. Умер Петр Первый. Тогда – то в нашу Томскую губерню, Отправили сподвижника Петра. А может, и действительно цыган? Что толку во всём этом разбираться. Всегда была зацикленной девицей, И ей осталась, ясно, до сих пор. Но, чувствую, готова к обновленью». Эмоции переполняли грудь. И мощный монотонный рев моторов Звучал, как будто тремоло в оркестре В преддверьи кульминации пути, Что ноты напророчили ей в Томске. Вопросов не было – причем тут Николай? Он был настолько значимой фигурой В судьбе всегда мечтательной Наины, Что выход из московских обстоятельств, Она не сомневалась – лишь один. «Он – нежный. Где же мог тогда мальчишка, Взять силы – удержать перед соблазном, Такую демоническую мощь, Его прекрасного мужского естества? Когда – прабабушкой завещанный «цветок»…, Она задумалась, что смысл немного спутан. «Прабабушкин наказ хранить «цветок». (Устроила какой-то заповедник). Я верила, что надо сохранять! И так люблю прабабушку Агату, Хотя лишь только слышала о ней. От дочери её, от Розалинды, Своими примитивными мозгами, Досадно – не пошедшей в свою мать. Но знавшей наставления Агаты. Хотя, наверно, это ерунда. Но всё-таки, я уважаю принцип, Который в человеке должен быть. Поэтому сейчас лечу к тому, Кто мой «цветок» сорвать имеет право. В конце концов – причём тут эфиоп? Он Коля Лазарев, и никогда никто Мной не был так любим, в нём юность страсти. Вот если бы я даже и разбилась, Трагедия, какая вдруг стряслась, То это ничего, когда на взлётё. Пускай – «ценою жизни ночь мою», |