Онлайн книга «Кавалер умученных Жизелей»
|
Ведь я лечу сейчас за этой ночью. Потом прочту, как Пушкин написал. Ведь если что случится с самолетом, За чувство – своей жизнью заплачу. А то, какой-то там специалист, Назначенный врачом в научном центре, Сеанс со мною будет проводить Целительным лечебным брачным сексом. Там, в Томске, у меня целитель есть». Стюард сказал, что скоро «Боташово», Томчане так зовут аэропорт. * * * – Вот спорим, что какая-то актриса, — Две девушки, спешившие на рейс, Рассматривали группу прилетевших, А Лазарев недалеко стоял. И понял, что отметили Наину. – Идёт, как королева сквозь толпу. — Наина, Коля видел, похудела. Поэтому, возможно, впечатляла Какой-то окрылённой красотой. Сначала – будто всматривалась в лица Встречающих, но было далеко. Потом вдруг разглядела, где он есть, И улыбнулась, и рукою помахала. Он тоже, как тут скроешь, счастлив был, Но главным было чувство удивленья: И, что она внезапно сорвалась? И речь не шла, вернуться чтоб обратно. Ну, может быть, когда-нибудь, потом. Наина в это время подошла, И в тот же миг подумала с досадой: «Зачем я нацепила каблуки? Но снизу вверх не смотрит „цыганенок“. Как сокол – гордо голову вознес». Внезапно он схватил её в охапку И сразу же отпал любой вопрос: Что лучше – величаво наклониться? Или присесть, чтоб легче целовать? Их встреча обрела непринуждённость. – Тебя, как скажешь, к предкам отвёзти? — Её он отпустил, и любовался. – Нет, Коля, я недаром выясняла Насколько ты свободен в эти дни. Скажи мне, если ты делами связан. — – Да что же ты насколько деликатна! Ты знаешь же, Наина, для тебя! — И гордой головою он три раза, Направо и налево помахал, Желая показать: «Всё, что угодно!». – Давай тогда поедем в Заозерье, Вздохнем и разберемся, как нам быть. — Тут Коля загрузил её в машину, Стремительно понёсся в город, в центр. Наина не особо умилялась, Что, вот, мол, дорогие мне места. Какие могут быть воспоминанья, Когда нельзя взглянуть по сторонам? Весь путь от Боташово и сквозь Томск, Смотрелся, словно гоночная трасса. Повсюду им светил зелёный свет, И не было заторов при движеньи. Единственно, что промелькнула мысль: «Вот так бы и в Москве исчезли пробки». Кафе носило имя “Tommy gun”. Хоть в центре, но почти совсем пустое. Лишь три-четыре пары по углам. – Сюда обычно публика не ходит? — – Нет, бойкое местечко, но сейчас… — Столь яркое название кафе Наину навело на размышленья: – В далекой глубине сибирских руд, Хозяин «точку» называет по-английски. Вот это, понимаю я, гламур. Что “Tommy” – это лихо он придумал, Никто не догадается, что Томск. А “gun”, я полагаю, что – ружьё. А, может, даже пушка, покрупнее. Но думаю, что это Ганнибал, Твой очень вероятный предок, Коля. И дальше расшифруем – «Ган» и бал, И, значит, здесь танцуют вечерами. Но главное, что здесь со мною ты. — – Я помнил, что ты очень уж красива, Но думал не настолько обалдеть. Не верится, что ты со мною рядом. — – Летела я не просто, а к тебе. Где можем мы с тобою поселиться? — – Так, может, я спрошу у Вячеслава? Он звал меня смотреть второй этаж. Там воздух, и тайга, и всюду сосны. — – В его хоромы? Сами по себе? — – Они с женой во флигеле, обычно. А дети ходят в школу-интернат. — Второй этаж нес запах новостройки, Кругом был бор из мачтовой сосны. Границей бора возвышался берег, Обрывом ниспадающий к реке, Как будто бы стена из красной глины. От воздуха кружилась голова. Но от любви – они про все забыли. Наина вновь узнала Николая, А он нашел любимые черты В сошедшей к нему с трона королеве. И все-таки настал тот главный миг, Когда Наина тихо прошептала: – Я выплеском своей кипящей крови Откликнулась на твой разящий меч. — Луна светила с вечною тревогой. Любовь вплела в венок ещё цветок. * * * – И что же, соберёшься и уедешь? — Отказывался верить Николай. – Я, Коля, что-то главное скажу, И думаю, ты с этим согласишься. Я полностью тебе принадлежу, И вижу, до чего тебе желанна. И вот, пока желание твоё, Продолжит на меня распространяться, Я буду оставаться лишь твоя, Какие не случились бы событья. — Тут парень даже несколько опешил, Но он любил подругу детских лет. Она, меж тем, по-прежнему вещала: – Я знаю уж давно, бесповоротно, Что, нету сил мне жить в такой прекрасной, Но вялой, безнадёжной глухомани, Когда узнала, как же мир велик. Не всюду, не всегда он так хорош. Но есть у нас на то и дар познанья, И жажда поиска, и крылья для души. — «Как много там в Москве смогли придумать», Единственно, подумал Николай. – Я, Коленька, поеду дальше жить. Чего-то достигать, и заблуждаться. Что делать? Мы всегда среди людей, И разные бывают отношенья. Тебя же разлюбить я не смогу, Пока меня ты не разлюбишь, не забудешь. — – Не радостные, скажем, перспективы. Но я к тебе настолько прикипел, Что вряд ли кто-то сможет быть роднее. — – Но сам ты должен жить, как ты живешь. Я слышала, что ты хотел жениться? — – Та женщина сейчас в Новосибирске. Проведать родичей туда её послал, Когда ты позволила, что приедешь. — |