Книга Изгнание, страница 16 – Чарльз Паллисер

– Интересно, что коренные жители до сих пор называют это место по-старому – «Фаулер Хилл». Знаете англосаксонский?

– Боюсь, что нет.

– Так вот, слово это происходит от «флаг-флор», что означает «украшенный пол». Точно так же называется деревня, где недавно обнаружили римскую виллу с мозаичным полом.

– Стало быть, вы думаете, что у холма находится римская вилла с таким полом?

– Я уверен в этом. Дорога, старая римская мостовая, тянется несколько сотен ярдов. Страттон происходит от «straet tun» и означает «город дороги».

Он вдруг замолчал и спросил:

– Надеюсь, мой рассказ вам не кажется скучным?

– Совсем наоборот. Мне очень интересно.

Он довольно улыбнулся и сказал:

– Меня редко приглашают в гости. Считают занудой, потому что я слишком много говорю о старых черепках и костях. И я даже рад, что меня таким воспринимают. По-моему, зануда – человек, который забавляется тем, что развлекает соседей.

Я изобразил крайнюю заинтересованность, и он вытащил из кармана горсть цветных камешков.

– Я нашел эти камешки из мозаики. Они доказывают существование виллы.

Вдруг он прервался, глядя на башню, и воскликнул:

– Надеюсь, это проклятое сооружение не стоит на ее месте!

– А зачем возвели башню?

– В честь сражения, случившегося во время гражданской войны, – сказал он. – Спустя почти полстолетия ее построил один из Боргойнов.

Старик посмотрел на девушку и заговорил тихо:

– Он был известным повесой и меблировал комнаты специально для развлечений с молодыми женщинами из местной округи, которых заманивал туда с помощью всяческих уловок.

– Я кое-что знаю о Боргойнах, – сказал я. – Я живу в Херриард Хауз и происхожу из этой семьи.

– В самом деле? – Старик взглянул на меня с интересом.

Я сказал, что слышал историю о Херриарде, который сбежал с девушкой из семьи Боргойнов, а ее братья выследили их и убили. Я повторил слова старого поселянина о судьбе новорожденного.

– Есть документы, подтверждающие эту историю, – кивнул мистер Фордрайнер.

Потом мы обсудили – в основном говорил мистер Фордрайнер – трудность определения возраста ископаемых артефактов, свидетельства Пейли и абсурдность его аргументов в защиту хронологии епископа Ашера, отодвинувшего дату сотворения мира к 4004 веку до Рождества Христова. Поговорили о бритве Оккама, которая не велит множить сущности без необходимости (это касается недавней работы мистера Дарвина).

Пока мы разговаривали, девушка слушала нас с таким умным выражением лица, что я был уверен: она готова внести свой вклад в нашу беседу. Я несколько раз посмотрел на нее, приглашая к разговору, но она скромно опускала глаза и не произносила ни слова.

Когда прошло около четверти часа, девушка вдруг тронула старика за руку. Он замолчал, извинился, что вынужден завершить беседу, и сообщил, что готов пообщаться со мной в любой день, когда я захочу.

Потом с улыбкой добавил:

– Как-нибудь приходите к нам на чай, и мы продолжим разговор.

– Было бы замечательно, – сказал я. – Где вы живете?

Он замялся, и мне показалось, что ему мой вопрос не понравился.

– Дня через два пришлю вам человека с адресом, – сказал он.

– Вы живете в старом особняке в Бикли Фарант? Слышал, что он выставлен на продажу.

У меня появилась идея – сумасшедшая, насколько я теперь понимаю – послать девушке стихотворение. Казалось, что я чем-то обидел старика. Но если мне придется пойти к ним, то надо знать, где это!

Он нехотя произнес:

– Нет, мы поселились в Хейшот Хауз. В деревне с таким же названием.

Я сказал девушке:

– Мисс Фордрайнер, с нетерпением буду ждать новой встречи с вами.

Она с улыбкой взглянула на старого джентльмена, но ничего не сказала.

К моему удивлению, он нахмурился и с внезапным раздражением сказал:

– Моя племянница очень застенчива.

Потом повернулся и ушел, а девушка засеменила вслед за ним.

Даже не знаю, что и думать.

* * *

Придя домой, я нашел маму и Евфимию в гостиной. Сильно пахло печным чадом.

– Мисс Биттлстоун уже закончила свой рассказ? – спросил я.

Мама улыбнулась:

– Язык у нее без костей, как говорила моя старая няня. Но ей бы лучше не сплетничать со всеми подряд.

– Догадываюсь, что это за семья, которая так сильно хотела выдать свою дочь за состоятельного пэра, – сказал я.

Эффи взглянула на меня.

– Ты ушел совсем не вовремя.

Мама объяснила, что труба начала дымить сразу после моего ухода, и требовалась мужская помощь.

– Возможно, виновата смена направления ветра, – предположил я. – Тогда тяга в трубе может измениться.

– Не знаю, нормально ли это, – сказала мама. – Но оттуда доносились странные звуки. Шорох и свист.

Я попытался заглянуть в огромную трубу.

– Странно, – сказал я, и тут какой-то чертенок заставил меня добавить: – Может быть, это неприкаянный дух. Интересно, сколько несчастных маленьких младенцев вылетели дымом из нее? Возможно, страдающий дух одного из них продолжает витать здесь.

Мама покачала головой, а я продолжил:

– Подобную историю я услышал недавно.

Я поведал им про встречу с мистером Фордрайнером и девушкой и заметил, что старик подтвердил историческую достоверность маминой легенды.

Потом я добавил:

– Матушка упустила важную деталь, связанную с камином, поскольку в легенде он играет значительную роль. Когда братья сюда пришли, убили нашего предка и забрали свою сестру домой, они бросили ее младенца прямо в огонь.

К моему изумлению, Евфимия издала протяжный стон и, резко поднявшись, побледнела, словно молоко. Потом сестра выбежала из комнаты.

Я недоуменно уставился на маму.

Она покачала головой.

– Ох, Ричард. Неужели ты не понимаешь, что такие вещи нельзя говорить? Особенно при молодой девушке.

Она поспешила за сестрой.

Неужели Евфимия боится привидений? Она, основательно стоящая на ногах и презирающая мои фантазии?

Эффи не спустилась к обеду, и мама послала Бетси отнести ей что-нибудь. Пока мы ели, я сказал матушке, что теперь совершенно не понимаю сестру (будто я ее вообще когда-нибудь понимал). Почему она так расстроилась?

Можно ли что-то разузнать у мамы? Вероятно, нет, потому что она ушла от темы, мастерски умея избегать нежелательных разговоров.