Онлайн книга «Красота по-русски»
– Как его зовут? – спросила Лена холодным тоном. – Его? – переспросила Верка и задумалась ненадолго. – Васей! Точно, Васей! Уже большой, восемь лет! «Восемь лет!» – повторила про себя Лена. Встала и ушла. Больше она Веру не навещала. С врачом побеседовала еще раз, но вела совсем другие разговоры. – Вы применяете то, о чем мы говорили? Новые лекарства, методики? – Нет, голубушка, пока не применяли. – И не надо. Не делайте. Когда ее можно выписывать? – Да хоть сегодня. Елена Алексеевна, я повторюсь: Вера пить не бросит, но и не отказываюсь, лечить мы ее продолжим. – Лечите, – сказала твердо Ленка. На следующий день, когда с помощью вмешательства Забарина она получила документы и стала официальным опекуном Васьки, Лена забрала Верку из диспансера, где та пролежала сорок пять дней. Привезла в чистую отремонтированную квартиру, показала, где что лежит, Верка все ходила, завороженно оглядывая свои хоромы, ахала. – Да я теперь невеста при квартире, да какой! Ой, спасибо тебе! Лена ее за руку отвела в училище, представила директору, с завтрашнего дня у Верки начиналась трудовая деятельность. Лена одна, без Верки, сходила в магазин, купила продуктов из расчета на две недели до первого ее аванса и загрузила холодильник. – Ну что, Вера, начинается твоя новая жизнь, – строго сказала она. – Да, хорошая будет жизнь! – улыбалась Верка. – Хорошая, – тем же строгим тоном продолжила Лена. – Ты ложись сейчас спать, я тебе будильник маленький купила, поставила на нужное время, тебе завтра на работу вставать рано. А мне нужно уезжать. – Насовсем? – как Васька тогда, спросила его мать. – Насовсем, – твердо ответила Лена. – А сегодня мне позвонили и сказали, что она умерла, – тем же пугающим голосом, глядя на Дениса, говорила Елена. – Выпила паленой водки, смогла только дверь входную открыть и из квартиры выползти, и умерла. И тут Ленку прорвало! Она не плакала – громко, обвиняюще признавалась, постукивая себя ребром ладони в грудь, утверждая и усиливая этим жестом свою вину: – Я виновата в ее смерти! Я тогда испугалась! Испугалась, что она может вылечиться, перестанет пить и начнет делить со мной Ваську! Или совсем отберет его у меня! Когда мне врач говорил, что Вера никогда не бросит пить, я облегчение испытала! Я бросила ее там! Подобрала, как щенка больного, подлечила и выбросила на помойку! Себе совесть очищала, ремонт сделала, работу нашла, чтобы перед собой стыдно не было! Я ее там бросила и ни разу не поинтересовалась, как она живет после этого! Она же, как Васька, никому не нужна была! Вообще! Она ж молодая девка, на три года моложе меня, ей же всего двадцать девять лет! Я могла бы забрать Веру в Москву, присматривала бы за ней и не дала бы пить! Она бы с Васькой рядом жила, он же ее сын и любит ее, наверное! Я виновата в ее смерти! Понимаешь? Денис в один стремительный рывок оказался рядом, обнял, прижал девушку к плечу и гладил, гладил. – Тшь-шь, тшь-шь! Тихо, тихо! – уговаривал он, поглаживая и поглаживая Лену по голове, поцеловал в пробор в волосах, успокаивая, и снова поглаживал. – Ты ничего не могла бы сделать! – Могла! – глухо в его плечо возразила она, дернулась высвободиться, что-то доказывать, обличать себя. – Тихо, тихо! – не пустил ее Денис. – Нет, Леночка, не могла. Только испоганила бы свою и Васькину жизнь. – Я бы не дала ей пить! – настаивала она. – Ты бы не смогла, никто бы не смог, а Вера бы пила и шантажировала тебя сыном и втянула бы вас в свою грязь. Ты дала ей шанс, дальше был ее выбор. Нет никакой твоей вины, ни в чем! – Откуда ты знаешь? – чуть тише спросила Лена. – Знаю! – твердо, убежденно ответил Арбенин. Ленка откинула голову от его плеча, посмотрела внимательно ему в лицо и поверила этой его убежденности. – А говоришь, что словами не умеешь, – сделала попытку улыбнуться она. У нее не получилось улыбаться, закружилась голова, ноги ослабли. – Что-то мне нехорошо… Денис быстренько усадил Лену на стул, тревожно всматриваясь в выражение ее лица. – Это ничего, – успокаивал он. – Ты перенервничала да еще покурила. Горячий сладкий чай поможет. – Давай, – согласилась она, но рук его не отпускала, держалась, как за спасение. – Я быстро, Леночка, – осторожно высвобождая руки, пообещал Денис. – Да, – неохотно отпустила она его. Облокотилась о столешницу, подперла голову рукой. Лена чувствовала опустошение. Она была как высохший орех-обманщик: скорлупа твердая, а внутри почерневшее высохшее ядро; и никаких сил у нее не осталось – усохли, как то ядро. А надо уезжать, встать, попрощаться и уезжать. Все. Денис подтянул второй стул, сел совсем близко к Лене, не обнял, положил руку на спинку ее стула, протянул чашку с чаем. – Попей, тебе легче станет. Лена взяла чашку двумя руками и, стараясь не смотреть на Арбенина, стала пить маленькими глоточками. Долго пила. В обоюдном молчании. Почти все выпила, зажав чашку между ладонями, смотрела в ее глубину. – Я должна была рассказать тебе раньше. Сразу, как почувствовала, что увлекаюсь тобой. Ну, во‑о-от, рассказала, – поставила чашку на стол и решительно посмотрела Арбенину в глаза. – Нам трудно будет теперь работать, но уж, раз взялись, надо доделать. Ограничимся деловыми встречами, и я постараюсь закончить все как можно быстрей. – Почему? – спросил Арбенин своим коронным непонятным тоном. – Потому что серьезные отношения со мной, как ты теперь знаешь, невозможны. – Почему? – повторил Денис вопрос. – Потому что у меня сын – бывший беспризорник, а я – расчетливая стерва, которая знала прекрасно, что оставляет его мать спиваться и подыхать! – повысила Елена голос от необходимости еще что-то объяснять, к которой он ее понуждал. – Все, Денис, хватит с меня на сегодня душевной хирургии! Не надо заставлять меня объяснять очевидное! Мне надо ехать! – Нет! – жестко отрезал он, как приказ отдал. – Поедем завтра утром! – Денис! – потребовала прекращения всего Ленка. С нее вообще-то хватит! На самом деле – хватит! Она не способна вынести еще ковыряния душевные, разборки ненужные! Она рассказала правду, объяснила реальность! Что еще? – Лен, – спокойно пояснил Арбенин, – у тебя замечательный мальчишка, большая умница, а ты прекрасная женщина и мать. Оставь Веркину жизнь Вере, она имела право сама выбирать себе жизнь и смерть. От тебя тут ничего не зависело. И еще, я не отпущу тебя, чтобы ты ни навыдумывала! |