
Онлайн книга «Ратоборцы»
Кто приплыл на лодке, кто конем приехал, а кто и пешком пришли – с женами, с детьми; иные даже и коровку пригнали: не загубить бы дитя! На опушке, под лохматыми елями, которые и дождь не пробьет, раскидывали просмоленные палатки; вешали на сучках зыбки; расстилали войлоки; ставили треноги с котлами – варили «юху». Замелькали кой-где и торговцы – кто чем. Цыган пригнал лошадей. Словно бы другой стан – побольше дружинного – раскинулся возле Миронова двора. Не успели дружинники обрядить коврами амбарное крылечко и установить на нем кресло, с которого должен был судить Александр, как жалобщики уж заприметили князя, когда он возвращался от дружинного стана, и с поклонами и жалобным гулом обступили его. – Князь, с докукой к тебе! – заголосили смерды. – Ну, докучайте, коли пришли, – сдерживая раздражение, ответил Александр. И чего-чего только не пришлось ему услышать за эти каких-нибудь полчаса, что стоял он, высясь над толпою, под сенью огромной, как бы венценосной сосны! Слушая их и нарочно не перебивая, Александр в ужас пришел. «Да уж если у меня под носом, в моем именье, на вотчине, этакое творят бояре да тиуны мои, то что же в остальной области?» – подумал он. Кричали и женщины и мужчины: – Что такое, княже? Ягод не велят в лесах брать, лык не драть, тонь не ловить, с лучом не плавать, и перевесища не ставить, и леса не рубить… Скоро не жить, скажут, хрестьянам?.. – А все – игумну, да иконому, да братии: им – и земля, им – и вода, им – и ловища вовек!.. – Межника пришли, землемерца: пускай размежует он нас с ними! А то отойти остается от тебя, все побросать, да и только! – Мы на твоей земле, считали, сидим. Ты – хозяин. А они пускай не встревают. Уйми их! А то все подымемся и уйдем. Только и делов! Александр понял, что и впрямь недалеко до беды. «А что? И подымутся, и уйдут. Не к другому князю – то в дебри забьются куда-нибудь, к лешему. Хозяйство мне порушат, скот загубят». Надо было и пристрожить, и ввести эти жалобы и вопли в какое-то русло. – Ну? – грозным окликом остановил князь разошедшуюся толпу. – Что же это вы целой помочью пришли? Кто у вас от народа докладчик? Толпа стихла, и начались толчки, переговоры и поиски. – Докладчика, докладчика ставьте… Зубец! Зубец где?.. Угомонившаяся толпа вытолкнула перед князя небольшого, редкобородого, разбитного мужичонку в белом холщовом азяме, в лаптях и в теплой шапке в виде отвислого назад колпака. Он сдернул с головы шапку и в землю поклонился Александру. Звонким голосом Зубец начал излагать мирские жалобы. – Огосподствовали земли наши, освоили, – говорил Зубец. – Просторно, а податься некуда: тут тебе боярин, тут тебе монастырь. Иконом себе грамоты на рыбную ловлю вылгал, а то искони мирское… Стариков спроси. Зубец оглянулся вполоборота. – Правильно! – послышались возгласы. – Не успеешь притеребить пашню, лес извести, пни покорчевать, а уж к тебе монастырской ключник приходит: «На монастырской земле сидите: несите нам пятый сноп!» – О-ох! – послышался из толпы скорбный голос худощавой женщины в платке. И всякий раз, стоило только Зубцу перечислить ряд податей, повинностей и налогов, как женщина скрепляла это перечисление своим скорбным возгласом. – Тяжкую налогу несем, князь, смилуйся, – говорил Зубец. – Сам рассуди: и поплужное берут с нас, и мостовщину, да ежели скота пятнать – опять же за пятно плати; да подводы, да волостелю твоему – и подъездное подай, и корма, и прощальное… – О-ох! – Да с возу, да передмеру, как продавать станешь, да потом весчее, да… И снова тот же жалобный возглас женщины в толпе. Александр с досадой глянул в ту сторону. Женщину заслонили от него. Но она все так же продолжала стоять, пригорюнясь на руку, и время от времени подводила итог безрадостному перечислению крестьянских невзгод. Зубец перешел к перечисленью ордынских даней: – Да десятина татарская, да ловитва ханская, да запрос, да поминки, да дары, да тамга… – О-ох! Это причитанье взорвало князя. – А вот что, мужики! – громко произнес он. – Что же вы думаете? Я не знаю, чего и сколько Орда берет с вас?.. Меня они зорят тошнее вашего!.. Княжеский окрик осадил жалобщиков. – Чего ты понес не в ту сторону? – крикнули из толпы на Зубца. – Не к тому тебя ставили перед князя! – Ты про боярина Генздрилу расскажи… С правой руки от князя стал мирской истец, с левой – ответчик Генздрило. Достаточно было взглянуть Невскому на хорьковое, обтекшее жиром лицо управителя, как все для него стало ясно. – …Все дани-подати подай ему: и гостиное, и весчее, и пудовое, и резанку, и побережное, и сторожевое, и медовое, и ездовое… – докладывал все тот же Зубец. И снова после его слов раздалось в толпе неизменное: – О-ох! Александр приказал удалить охавшую женщину. За нею печально побрел ее муж. – Доохалась? – укорял он ее дорогою. Суд продолжался. – Истинно говорит? – обратился Александр к толпе, останавливая мирского докладчика. – Истинно! – загудели все враз. – Что скажешь? – спросил Невский Генздрилу. Тот молчал. – Продолжай, – сказал князь Зубцу. И тот продолжал: – Ну, ничем сыт не живет! Наедут, наедут… со своими и корму спросят, сколько их чрево возьмет! И чтобы не в зачет им! Как где заслышит – престольный ли праздник, али у кого свадьба, али братчиной пируют, – и сейчас он тут!.. И полного требует угощенья!.. Ну, это бы еще терпели! Но вот он сам дите родит, – а мы же ему праздник подымай! А если к нему с челобитьем стукнешься или хоть только в писцовую избу, то изволочат до смерти, измытарят! Берут с обеих сторон – и от правого и от виноватого. Судиться у него – не приведи Господь! Виноватого оправит, правого обвинит!.. Невский прервал Зубца и опять спросил: верно ли говорит он? Все подтвердили. Генздрило молчал. – В железа его! – стиснув брови, гаркнул Александр. Воевода заплакал. Стал подгибать колени, но ему не дали упасть в поклон двое мечников, подхвативших его под локти. – Отдай, государь, вину, не серчай! – всхлипнув, прокричал боярин. Невский только махнул рукой, чтобы уводили. – Правильно! Давно пора его ссадить! |