
Онлайн книга «Гринвичский меридиан»
"Вот они — главные тайны его жизни", — подумалось мне. Не испытывая никаких сомнений, я тут же решила, что просмотрю кассеты при первом же удобном случае. Я положила их на дно чемодана и сразу нащупала бутылку. Ее теплое прикосновение обожгло меня, потому что руки были ледяными, и на миг отступившее беспокойство мелко задрожало внутри: "Я хочу пить с вами на брудершафт". Прижав к груди виски, как спасательный круг, который в случае чего вытянет на поверхность, я пошла к Полу. Никогда еще моя квартира не казалась такой огромной. Я шла бесконечно долго. Так долго, что успела состариться. И когда наконец добралась до той комнаты, где ждал Пол, мы уже были на равных. На этот раз он устроился в кресле, немного развалившись. Но в позе его не чувствовалось расслабленности, потому что здоровая нога его ходила ходуном. Он что-то говорил мне, по привычке слегка запрокидывая голову, но я не разбирала слов. Кажется, он рассказывал о разновидностях виски. Я протянула ему бутылку и достала рюмки. Пол вдруг замолчал и, наполнив их, вопросительно посмотрел на меня снизу. Потом решительно сказал: — Я хочу встать. Я протянула руку, но Пол упрямо мотнул головой и поднялся сам. Он был ненамного выше меня, но настолько крупнее, что я чувствовала себя Дюймовочкой. — На брудершафт? — спросил он почти шепотом и слегка вытянул руку. Я обвила ее своей, и мы молча выпили, глядя друг другу в глаза. Пол первым поставил рюмку и сжал горячими ладонями мое лицо. Первый раз он едва коснулся губами моей щеки, потом вдруг застонал и принялся целовать меня с такой жадностью, будто не делал этого с того самого дня, когда погибла его невеста. Его страсть захлестнула меня с головой. Я захлебнулась и разом утратила все чувства. Лишь в самой сердцевине моего тела пронзительно нарастало желание. — Нет, Пол, нет! Положено только три раза! Я даже не поняла, кто выкрикнул эти глупые слова. Мне стало так холодно, что я передернулась — это Пол убрал руки. — Нет? — сипло повторил он и с трудом перевел дыхание. Затем тяжело осел в кресло и налил себе виски. Выпив, сказал уже прежним тоном: — Простите. Я… я. Он вдруг перешел на английский, повторяя то же местоимение, и это прозвучало, как всхлип: "Ай… ай… ай…" Я не узнала, что же Пол пытался сказать, потому что фраза так и не далась ему. — Сейчас, — сказал он и, откинувшись, закрыл глаза. Я посмотрела на его губы, которые еще чувствовала на своем лице. Они побледнели и слегка подергивались. Сдвинув рюмки, я наполнила их и, прихватив свою, села на диван. В комнате стало совсем темно и казалось, что воздух колышется, переполненный нашим желанием. — Мы перешли на "ты", Пол, — напомнила я, не представляя, что еще можно сказать. — Да, — он открыл глаза и повернул ко мне голову. — Я помню. Ты сердишься? — Нет. — Нет? — Мне было приятно. — Да? — изумился Пол. — Но… но… почему — нет? — Я не умею так… Я должна любить человека. Он понимающе протянул: — Ага… Конечно. У тебя есть… друг? — Нет. — Нет? — Нет. — Ты очень красивая. — Да нет, не очень. Мы уже говорили об этом. Я — обыкновенная. — Ты — не… обыкновенная. — Потому что я сказала: "Нет"? — Нет? — Нет. — Я не хочу тебя обманывать, Пол. Во мне нет ничего особенного. Просто я моложе на двадцать пять лет. Вот тебе и показалось. Он обиженно воскликнул: — О! Я знаю, как у вас говорят. "Седина в бороду, бес в ребро". Но это не так. Это не бес. — Тогда что это? — Судьба. — Ой, Пол! Это уж чересчур! — Мы так встретились… Разве это не судьба? Я невольно усмехнулась: — Ты — романтик, Пол. Англичанин — романтик. Это как-то не вяжется. Но Пол гордо возразил: — Романтизм родился в Англии. Байрон. Ты читала? — Читала. Извини, опять стереотипы. Мы привыкли считать англичан сухими и чопорными. — Шекспир, — напомнил он. — Столько страсти… — Ты можешь называть и менее громкие имена. Я знаю английскую литературу. — Да?! — поразился он, потом, призадумавшись, сказал: — Я тоже знаю русскую. Вы — очень страстные люди. Это прозвучало с упреком. Я увиделась себе холодной маленькой рыбешкой, которая выскользнула из рук умирающего с голода. Я попыталась заглушить необъяснимый стыд виски, и Пол поддержал меня. Выпив, он вдруг пустился в рассуждения о Достоевском. Для всего мира русская литература начинается с Достоевского. А часто им и заканчивается. Пол поставил согнутую руку на подлокотник кресла и, говоря, все время касался мизинцем губ, словно пытался унять зуд. Этим безотчетным движением он настолько приковал мое внимание к своим губам, что я ничего уже больше и не видела. Внезапно Пол замолчал и тихо спросил: "Что?" Я встала, и он тоже начал выбираться из кресла. Мы шли друг другу навстречу, а воздух все сгущался, и когда мы встретились посреди комнаты, я просто упала ему на руки. — Пожалуйста, — простонал Пол мне в шею и стиснул так, что у меня навернулись слезы. Но не от боли, а от этого горького "пожалуйста". Мы двинулись к дивану вслепую, задыхаясь от поцелуев, и я знала, что уже не скажу "нет". У меня захватило дух от того, каким он оказался тяжелым, и это было великолепно. Он словно вбирал меня всей своей плотью, чтобы мы стали одной, и никогда не смогли разделиться. Мы срывали одежду так яростно, что только чудом все уцелело. Мы торопились, будто обоим оставалась четверть часа до казни, и это были наши последние минуты. Каждым прикосновением Пол умолял и настаивал, он завоевывал меня, и я впервые узнала, как это радостно — быть побежденной мужчиной. Со Славой я этого не испытала, потому что он всегда перекладывал инициативу на меня и снисходительно говорил: "Ну, соблазняй меня, если тебе это надо". Подразумевалось, что он выше плотских утех. И все во мне протестовало. Пол всхлипнул потом, и эта слабость привела меня в восхищение. Он оказался невероятным мужчиной и мог позволить себе заплакать. Он так долго был сильным в этот бесконечный день. — Ты сказала… Что должна любить… — Я люблю тебя. — Ты не шутишь? Может быть, я не понимаю? У меня английское чувство юмора. — Это не шутка, Пол. Ты — самый лучший. — Правда? — он так обрадовался, будто и не подозревал о том, что люди всегда говорят в постели о любви. |