Книга Две повести о Манюне, страница 107 – Наринэ Абгарян

– А где она? – не вытерпела Каринка.

– Кто?

– Ну, эта Элижбета.

– А черт ее знает, гульнула, видимо, от него, вот он и корячится, бедолага, аж все глаза себе выплакал.

Мы не очень поняли, в чем все-таки провинилась Элижбета.

– Ба, а что такое «гульнула»?

Ба пожевала губами.

– Развелась с ним.

– А что это за бумаги, которыми он раскидывается?

– Это письма, которые он написал, но не отправил ей.

– Ого, – вылупились мы, – так Элижбета, значит, давно уже с ним развелась? Столько писем-то!

– Я же говорю – имбецил. Нет, чтобы делом заняться.

– Элижбета! – душераздирающе крикнул дядечка. Мы встрепенулись и обернулись к экрану. Дядечка простонал и, закатив глаза, упал на пол. Бородой вверх. И на эту торчащую колом бороду кто-то невидимый за кадром стал швыряться горстями разодранной в клочья бумаги. Ба дождалась, пока на экране появились титры, и прочла фамилию режиссера телеспектакля.

– Вот ведь дегенерат, – хмыкнула она и выключила телевизор. – Ладно, пойдем пирожки жарить.

Мы обрадованно последовали за ней на кухню. Ба вытащила большую чугунную сковороду, щедро налила масла и поставила на огонь. Когда масло разогрелось, она стала по одному опускать туда пирожки. Пирожки мигом схватывались корочкой и отчаянно шипели. Мы с Каринкой сели за стол и преданно стали ждать. Первая партия пирожков почти уже была готова!

– Надо бы Маню позвать, – шепнула уголком рта я.

– На запах придет, – отмахнулась Каринка. Не существовало на свете силы, способной выгнать нас сейчас из-за стола.

Манька, словно услышав наш шепот, сама через секунду влетела на кухню. Боевым чубчиком и какой-то толстой тетрадью вперед.

– Вот! – крикнула она. – На сегодня, я думаю, достаточно. Смотрите, что у меня получилось!

Она плюхнулась рядом, распахнула тетрадь и продемонстрировала нам результаты своих трудов. На первой странице большими печатными буквами было выведено: «РОМАН».

– Ооо, – закатили мы глаза.

Убедившись, что зрители по достоинству оценили ее труды, Манька перевернула страницу. Мы увидели новую, не менее обнадеживающую запись: «ФАНТАСТИЧЫСКЫЙ».

– Ааа, – задохнулись мы.

– То-то, – хмыкнула Манька и торжественно перевернула страницу.

Третья страница не уступала в монументальности предыдущим: «Автор – МАРИЯ ШАЦ. МИХАЙЛОВНА», – скромно гласила она. «МИХАЙЛОВНА» топорщилась во все стороны желтыми лучиками лампочки Ильича.

– Ыыыыы, – контуженно промычали мы.

«Глава 1», – объявляла следующая страница.

Напряжение на кухне возросло до такой степени, что чиркни кто спичкой – и дом разнесло бы взрывом на микрочастицы.

Манька перевернула страницу.

«– Уньк-уньк-уньк, – сказал инапланитянин и постучальса в дверь», – гласила пятая страница Манькиным птичьим почерком.

На этом интригующем месте запись обрывалась.

– Потом допишу, а то запахло пирожками, и мне расхотелось сочинять, – объяснила Манюня. – Ну как?

– Шикиблеск! – Мы, наконец, выдохнули и воровато протерли выступивший на ладонях пот уголком скатерти. Ба, отвернувшись к плите, мелко тряслась спиной.

– Ты смеешься? – разобиделась Манька.

– Ну что ты, – Ба повернула к нам раскрасневшееся лицо, – мне просто от плиты жарко. Идите лучше позовите Мишу, пора пирожки есть. Тетрадь оставь, – велела она Маньке.

– Я папе хотела показать.

– Папа дома посмотрит.

Мы побежали звать дядю Мишу. Пока обувались, слышали, как Ба сначала зашелестела страницами тетради, а потом разразилась гомерическим хохотом.

– Ой не могу, – стонала она, – ой, сил моих больше нет!

– Она думает, это будет смешной роман, – покачала головой Манька, – но очень ошибается. Это будет грустный роман о том, как инопланетяне захватили нашу планету и погнали людей в рабство.

– Куда?

– Не знаю, я пока не придумала название их планеты.

– Можешь назвать планету Элижбетой, – встрепенулась Каринка.

– Я подумаю, – милостиво согласилась Манька. – А что такое Элижбета?

И по дороге на задний двор мы с сестрой наперебой стали рассказывать о бородатом дядечке из телевизора.

– Точно назову планету Элижбетой, – решила Манька и толкнула дверь погреба. – Пап, пойдем пирожки кушать, ой!

– Чего это «ой»? – Мы заглянули следом и встали как вкопанные. – Здрассьти, дядь-Миш!

– Здравствуйте, девочки. – Дядя Миша топтался в груде каких-то осколков и всем своим видом напоминал сумасшедшего дядечку из телевизора.

– Пап, ну что ты опять натворил? – вздохнула Манька.

– Заставил полку пустыми литровыми банками, а она возьми и рухни. Плохо прибил, значит.

– Литровыми? Вот такими? – показали мы приблизительную высоту банок.

– Да.

Мы похолодели. Литровые банки были самыми дефицитными. Туда закатывали конфитюры, аджику, баклажанную икру, печенные на огне овощи, домашнюю тушенку. Ба доставала эти банки с боем и поэтому тряслась над ними, как над сокровищем. Чуть ли не каждую в лицо знала.

– Я соберу все осколки и выкину. Авось мама не заметит. – Дядя Миша умоляюще посмотрел на нас: – Вы только не говорите ей, ладно?

– Заметит, это же литровые банки, они у нее все наперечет, – обнадежили мы его.

– Мать их за ногу, – пригорюнился дядя Миша.

– Пойдем пирожки есть, а то Ба спустится за нами и увидит, что вы тут натворили, – потянула я его за руку.

– Пойдем.

Пирожков поесть нам не удалось. По кухне, как ошпаренная, металась Ба. Стол был завален свертками с едой. Ба в спешном порядке нарезала хлеб, раскладывала по мискам сыр, соленья и овощи.

– Миша, – выдохнула она, – позвонил Юра, сказал, что едем на шашлыки. Я не знаю, почему такая спешка, но он таки умолял поторапливаться. Хорошо, что я успела пирожки дожарить, а то к нашему возвращению тесто бы прокисло. Да! Юра просил взять шампуры и… – Ба выпучилась. – Забыла, что еще просил взять. Наринка, набери домой, узнай, что отцу еще было нужно.

Я побежала вызванивать папу.

– Але? Мам? А что еще папе нужно было, кроме шампуров?

– Ян Амос Коменскиииий! – позвала мама. – Что еще, кроме шампуров, ты у Миши просил?

– Нарды. Скажи, чтобы нарды взял!

– Папа, а сиводни воскрысенье или узе рано? – долетел до меня голос Гаянэ.

– Доконала-таки, – удовлетворенно хмыкнула я и положила трубку. – Дядь-Ми-иш, нарды, папа просил нарды взять!