Онлайн книга «Две повести о Манюне»
|
Иногда к нам на поклон приходила мелочь из пятого отряда, семилетние девочки и мальчики. Каринка великодушно посвящала их в краснокожих охотников и отправляла за добычей. Охотники, сделав символический круг по лагерю, возвращались, сгибаясь под тяжестью невидимой ноши. – Чего приволокли? – ворчала я тоном Ба. – Медведя (кабана, лося)! – Положите туда, в угол, будет вам сегодня жаркое! Когда взмыленные индейцы возвращались после тяжелого боя, я первым делом кормила их «ужином». А потом, подкрепившись, они скрупулезно казнили всех пленных и дезертиров. Казнью, само собой, руководила Чингачгук Абгарян. Несмотря на богатую событиями жизнь, мы с нетерпением ждали воскресенья – домой хотелось ужасно. Но в очередной переговорный день мама огорошила нас известием, что приехать они не смогут. – Девочки, папа с дядей Мишей уезжают завтра в Шамхор. – Зачем? – У дяди Миши однокурсник умер, понимаете? И им надо ехать на похороны. На мой вопрос, а нельзя ли умершего однокурсника похоронить не в воскресенье, а, например, в понедельник, мама возмутилась: – Наринэ, ну что ты такое говоришь?! У людей большое горе, страшное горе! – У нас тоже горе, – вырвала у меня трубку Манька, – Теть-Надь, у нас тоже страшное горе! Мы домой хотим! – Девочки, миленькие, – вздохнула мама, – потерпите до следующих выходных. Я вам обещаю, что к родительскому дню мы обязательно к вам выберемся! Это было уже слишком! Остаток дня мы провели в унылых раздумьях и даже чуточку всплакнули. Ладно, не чуточку, а вполне себе конкретно. И пока мы с Манькой орошали окрестности нашего домика потоками горьких слез, Каринка сидела, нахохлившись, на своей кровати и смотрела в одну точку. – Небось снова что-то замышляет, – причитала Манька, заглядывая в окно. – Ага, – кивала я. Задумчивое выражение Каринкиного лица ничего хорошего не предвещало. Если сестра долго молчала, уставившись в одну точку, то это заканчивалось какой-нибудь катастрофой вселенского масштаба. Мы старались в такие минуты не отвлекать ее – в раздумьях она была раздражительной донельзя и легко могла покалечить нас одной левой. К тому моменту, когда мы выплакали годовой запас слез, у Каринки созрел план. – Пойдем, поговорить надо, – вышла она из домика. – Чивой? – Пойдем сказано. – И сестра непринужденным шагом направилась к забору. Мы с Манькой скорбно последовали за ней. – Завтра уходим домой, – огорошила нас Каринка, когда наша троица надежно спряталась от чужих глаз в яблоневом саду. – То есть как уходим? – заволновались мы. – Вот так и уходим. Сбегаем. – Да лааадно! – Вы со мной или как? – рассердилась сестра. – Конечно, мы с тобой, ты чего спрашиваешь? И мы принялись совещаться, как нам лучше осуществить столь коварный замысел. Бежать решили прямо сразу после полдника. Потому что кто дурак пропускать утреннее купание в речке, а в тихий час не уйдешь – твое отсутствие сразу заметят вожатые. – Вещей с собой не возьмем, – инструктировала нас Каринка. – Почему? – Вы что, совсем не соображаете? Чтобы не вызывать подозрений. – Ааааа! – Беееее! Как мы дожидались часа Икс – об этом я лучше умолчу. До сих пор вспоминаю с содроганием. Скажу коротко – не спалось, не елось, не дышалось, не какалось. Зато сразу после полдника мы развели бурную деятельность – выкопали из тайника Каринкины рогатки и набили карманы галькой – идти безоружными мимо озера Цили, где водятся двухголовые змеи, было небезопасно. Потом мы прошлись непринужденной иноходью по лагерю – выведывали обстановку. Обстановка была расслабленной, вожатые что-то тихо обсуждали, рассевшись на лавочке напротив штабной, из сторожки деда Сако раздавались возмущенные стенания: – Ферзя взял? Ничего-ничего, мы тебя сейчас слоном прижмем! – Пошли, – скомандовала Каринка. Мы нырнули в кусты и через лаз в заборе выбрались к речке. Путь к свободе был открыт! Какое-то время мы бежали, не останавливаясь. Потом пришлось сбавить скорость – выдохлись. – Пока идем по лесу – питаться будем ягодами, – инструктировала нас Каринка, – а дальше пойдут картофельные поля, я их точно запомнила, когда мы ехали сюда. Так что от голода не помрем. – Подожди, – заволновалась я, – у нас ведь спичек нет. Мы что, картошку сырой будем есть? – Конечно, сырой! Сырая картошка, хоть и невкусная, зато очень полезная. Все нормальные люди ее сырой едят. – Придумываешь, штоль? – не вытерпела Манька. – Есть маленько, – кивнула сестра. Но мы немного подумали и таки согласились, что раз другого выхода нет, то и сырая картошка вполне себе приемлемая еда. Потом мы долго шли по краю леса, но в глубь благоразумно не заходили, чтобы не заблудиться. Кругом стояла невозможная красота: пели птички, летали бабочки, светило солнышко, в высоких кронах деревьев шумел ветер. – Вот ведь как все придумано, – вздыхали мы с Манькой. Каринка свое восхищение выражала несколько иначе. – Стоишь? – хлопала она по стволу очередного могучего дерева. – Ну стой, стой, а мы домой идем! А потом мы совершенно неожиданно набрели на одинокого осла. И это в глухом необитаемом лесу! Сначала, завидев среди деревьев что-то серое, мы очень испугались, потому что подумали, что это волк. Каринка тут же схватилась за рогатку, а мы спрятались за ее спину. Спасло волка от неминуемой смерти только то, что он вовремя подал голос. – Иаааааа! Иаааааа! – Это же осел! – изумились мы. Это действительно был осел, притом совершенно приличный такой домашний осел. Стоял он при полном параде – на спине красовалось небольшое рукодельное седло, состоящее из диванной подушки и сложенного вчетверо старого паласа, с морды уныло свисала уздечка из пеньковой веревки. Кто-то заботливо привязал животное за поводья к дереву и ушел. Мы хотели подойти поближе, но Манька остановила нас. – Я знаю, зачем он тут, – сделала она умное лицо, – он приманкой работает! – Чем? – Приманкой. Для диких животных. Придет медведь, захочет его съесть, а тут хлоп – сработает капкан, и фьють! – Чего фьють? – Фьють – и кто-то будет щеголять в новой шубе. – Да ладно! – вылупились мы. – А то! Так и ловят крупную дичь, медведей там, или тюленей, привязывают в лесу осла, и фьють! Какое-то время мы сочувственно разглядывали несчастное животное. Осел весьма органично вписывался в свое трагическое амплуа – горестно жевал травку и отгонял коротеньким хвостиком назойливых насекомых. |