Онлайн книга «Миниатюрист»
|
Они идут вдоль стены замкнутого двора, посередине которого она видит сооружения из деревянных плашек, соединенных болтами. А рядом механизм с торчащими шипами. Вот так заключенных наставляют на путь истинный. – Мы пришли, – говорит охранник, открывая дверь в камеру. Он явно не торопится уходить, но, поймав на себе выразительный взгляд, отступает и запирает дверь на ключ со словами: – Я скоро вернусь. Она протягивает ему гульден сквозь решетку. – Не торопитесь. Он кладет гульден в карман. – Ладно. Но вы тут особенно-то не расслабляйтесь. Отзвучали удаляющиеся шаги. До ее слуха доносятся крики чаек и громыхание тележки по булыжной мостовой. Расслабишься тут, пожалуй. Йохан стоит в полутьме, опираясь на столик. Здесь нет ни табуретки, ни стула, поэтому она прислонилась спиной к двери. Он в задумчивости разглядывает собственные ступни. От него и сейчас исходит сила. Как странно, думает она, даже здесь, лишенный всех прав, голодный, всего лишившийся, он продолжает сохранять власть над ней. В камере сыро, стены покрыты мхом – этакая карта с зелеными островками без координат. – Подкупаешь охрану? – Лучше иметь их в качестве друзей. Ее голос поглощается толстыми стенами, сложенными из камня. Йохан поднимает глаза. – Я как будто слышу Марин. – Глаза у него распухшие, вокруг синяки цвета увядших тюльпанов. Но взгляд по-прежнему ясен и цепок. Волосы, еще более неопрятные, похожи на выцветшие морские водоросли. Щетина, длиннее обычного, серебрится на подбородке. Одежда грязная. Руки, которыми он держится за столик, дрожат. До исчезновения Джека и ухода Отто их беседы давались ей легко, без лишних усилий, слова вылетали изо рта, как монетки из перевернутого кошелька. И где сейчас его непринужденность, его желание поделиться с ней своими знаниями? – Они отказали мне в Библии, – говорит он. – Вообще никаких книг. – Йохан… – она присаживается на соломенный тюфяк. – Зачем ты пришла? – спрашивает он, встречаясь с ее удивленным взглядом. – Я не в лучшей форме, Петронелла. Она оглядывается вокруг себя. – У вас есть хотя бы кровать. И еду приносят. – Еду? – переспрашивает он, сопровождая это невеселым смехом. Она вынимает три ломтика копченой ветчины, завернутой в бумагу, полбулки с налипшей собачьей шерстью и два сладких пончика. Подходит к нему, держа все это на вытянутых руках. Йохан молча принимает подношение. – Зачем ты это принесла? – спрашивает он после долгой паузы, кладя еду на столик. Глядя на мужа, она задает себе тот же вопрос. – Если бы они обнаружили, у тебя были бы неприятности. – Просто так, – отвечает она, отходя в угол. – Это была идея Корнелии. – Что ж, спасибо. – Йохан, – начинает она, опустив глаза в пол. – Мы пытаемся разузнать, как поступают… – …с такими, как я, – заканчивает он за нее. Затяжная пауза. Они никогда не обсуждали эту тему. Они вообще мало разговаривали с тех пор, как он подарил ей цветы – жест молчаливого извинения за ее разрушенный мир. – Что они говорят? – прерывает она молчание. Он, вздохнув, показывает на заплывшие глаза. – Они разговаривают в основном вот так. Его вымученный юмор и невольное отчаяние повергают ее в еще большее уныние. – Пакгаузы на Восточных островах, – он спешит покончить с этой темой. – Я часто ночевал там, вернувшись из поездки, чтобы не возвращаться домой слишком поздно. И кто-то разболтал… – Джек, – уточняет она, испытывая странное волнение, оттого что произносит это имя при муже. – Это он разболтал? И снова молчание. Зашуршала солома – это новорожденные слепые мышки привычно тычутся друг в дружку. Йохан не в силах встретиться с ней взглядом, произнесенное вслух имя словно разрывает его внутренности, погружает в страшные сомнения, напоминает о его беспечности и страсти. Что ему было нужно от Джека – любви? А остались только горечь от предательства, да печальное осознание, что все было замешено на деньгах, да непомерные амбиции, о которые разбились все надежды. – У вас большие связи, – меняет тему Нелла. – Вы богаты. Что может вам сделать какой-то судья? Он долго молчит, глядя в пол. Потом вскидывает руки-спички, словно признавая свое поражение. – Еще как может. Речь идет о crimen nefandum [12] , – говорит он. – Связь между двумя мужчинами. Перед таким обвинением ты бессилен. Одна надежда на Бога. – Руки падают, как плети, он отворачивается, тихо фыркает. – Промолчать – значит признать свою вину. Надо как-то действовать… но есть еще один свидетель. – Кто же это? Йохан вздыхает. – Сие мне неизвестно. Джек знал, что у Ганса Меерманса есть причины меня недолюбливать и что он хочет убрать меня с дороги. Он в курсе моей личной жизни и мечтает со мной поквитаться. – Но не убить же, Йохан. Все это дела минувших дней. А мстить из-за какого-то сахара… Йохан по-прежнему глядит в пол. – Люди способны на всё. Я… мы… сделали его несчастным, Нелла, и не один раз. Вот он на меня и окрысился. А его жена и вовсе никогда меня не любила. И Марин они терпеть не могут. Нелла тщательно подбирает слова: – Но Джек иностранец, посторонний. Его никто не послушает. А вы купец Ост-Индской компании. Он бросает на нее быстрый взгляд. – Скорее это я для них посторонний. В его голосе слышится вызов, чувство гордости. А она вдруг вспоминает пиршество в гильдии серебряных дел мастеров, как Йохан в углу разговаривал с купцами, а они отворачивались в сторону. Его поджатые губы, насмешливый взгляд и деланый смех означали: ну да, вы меня терпите, потому что я богат. Они уже тогда все про него знали? Считали, что в их рядах завелся предатель похуже любого англичанина? – Марин опоздала со своим планом вас женить, – говорит Нелла. Он улыбается. – Бедная Марин. Я ведь своими руками топил людей в море. Чтобы все видели. Завязывал их живыми в мешках. – Он закрыл глаза, а Нелла представила себе трепыхающиеся тела и своего мужа, стоящего на корме и наблюдающего за тем, как они идут ко дну. – Значит, на то Божья воля. – На что? – Он решил, что пришло время заплатить за мои грехи. – Прежде вы не говорили о Боге. Он снова бросает на нее быстрый взгляд. – Бог пощадил Отто, но забирает меня. – Или Джека. У него приподнимается одна бровь. |