Онлайн книга «Юджин - повелитель времени. Книга 8. Королевство Гаргалот»
|
Мой конь поравнялся с ними и приветливо ржанул, Понсоменер молча указал вперед. Я присвистнул, в самом деле крепость, а не замок, целый город за высокой крепостной стеной, а вокруг стены еще и земляной вал с широким рвом, наполненным водой. Мост широкий, но деревянный, такой легко разрушить с их стороны, если завидят приближающиеся силы противника. Что сразу бросается в глаза – донжон массивный и широкий, всего в два этажа, а из крыши вырастает чудовищно высокая башня красного кирпича. Шириной, как мне показалось отсюда, не больше чем в одну комнату, но даже трудно представить, словно нужно карабкаться на самый верх человеку, привыкшему к удобствам. На вершине башни смотровая площадка, ограниченная высоким барьером, а из ее середины вздымается еще и медленно сужающийся к вершине шпиль из серого гранита. А там на самом верху гордо трепещет знамя герцога. Я вытащил бинокль и, с трудом поймав скачущее в стороны изображение, рассмотрел с одной стороны шпиля металлические скобы, вмурованные между камней. На площадке расхаживает часовой, места достаточно, шпиль у основания не шире, чем толстое дерево, а ввысь сужается и сужается, так что на верхушке истончается до толщины древка лопаты. Все рассматривали крепость молча, наконец Фицрой спросил нетерпеливо: – И какой план у нашего мудрого с сегодняшнего дня и даже как-то странно миролюбивого командира? – Действуем по обстановке, – изрек я мудро. Он переспросил: – Здорово, но… как? Нападем? Или пусть они нападут сами? – Сперва вступим в отношения, – сообщил я, Фицрой в изумлении вскинул брови и нагло заулыбался, я прикрикнул строго: – Но-но! Не давай волю фантазии. Вступим в дипломатические отношения. Как и положено. Но сперва представимся. – А-а-а, – протянул он разочарованно. Я указал на центральную башню замка. – Как тебе тот флаг? – Хорош, – ответил Фицрой. – Символ власти и могущества. А что? – Для начала уроним, – сообщил я. – Точнее, заставим склониться. Что значит – перед кем?.. Как только подцепят снова, собьем еще разок… А потом поздороваемся. Здесь люди простые, любят ясность и наглядность… – В отношениях, – досказал Фицрой. – Да, – согласился я, – в отношениях. Так что располагайтесь на отдых, не слишком длительный, а я пока попробую подготовить их к вежливому разговору. Фицрой хохотнул. – А в окна постреляешь? – Это нехорошо, – укорил я мягко. – Что я, мальчишка, бросаться камнями?.. А вдруг кому пулей в глаз попаду?.. Только флаг! Флаг – это символ, а окна – просто окна. Такое категорически недопустимо. Лишать жизни нужно только с ясно осознанной и великой целью. – Это да, – согласился он, – нечаянно убивать нельзя, сам знаю, все удовольствие испорчено. – Вот-вот, – подтвердил я, – а человек создан для удовольствий, как утверждают демократы, потому их слушают больше. Он вряд ли понял мое умничание, по лицу вижу, сказал в нетерпении: – Значит, флаг, понятно. Одобряю. Если вон с того холма, достанешь? Я ответил с полнейшим превосходством: – Обижаешь. – Тогда я сам понесу твой мешок, – предложил он с азартным блеском глаз. – А Понсоменер пока за старичком посмотрит. Рундельштотт проговорил с угрозой в голосе: – Ты о ком, существо?.. Что-то мне кажется, твоя кожа начинает зеленеть, а между пальцами, вон смотри, растут перепонки… Фицрой невольно взглянул на руку. – Мастер, я пошутил!.. Это у нас такой особый юмор, солдатский!.. Грубый, но изящный. С намеком… Дескать, говорю, что старик, а всякий видит орла сизокрылого! И с во-о-от таким клювищем!.. И когтями, когтями… чтобы разгребать всякое… в поисках жемчуга. Он торопливо ухватил мой мешок, я не успел слова сказать, как уже с двумя, свой тоже цапнул, ринулся по склону вверх. Рундельштотт крикнул в спину: – Не задерживайтесь. А то у меня приступ вдохновения… Фицрой оглянулся, выворачивая шею. – Творить вино? – А что еще творится с вдохновением? – спросил Рундельштотт. Фицрой в муках дернулся назад, шагнул было вперед, остановился, я сказал сурово: – У мужчины на первом месте долг! Вино, женщины и прочее – даже не на втором! Он сказал со вздохом: – Да понял-понял… Нет, сам понесу, береги дыхание. Понял, насколько я суровый и умеющий отказывать себе в простых человеческих радостях? – Зато ради общечеловеческих, – утешил я. – Хотя общечеловеческими как раз и назовут потом те, что у всех общие и ниже пояса… Неси-неси, не развешивай уши! Меня слушать вредно. На вершине холма десяток широко раскинувших ветви деревьев, кусты высокие, но редкие, Фицрой бережно опустил мешки в тени так, чтобы из крепости нас не увидел никто даже из дальнозорких. Я вытащил из мешка сложенную снайперскую, у Фицроя глаза расширились в восторге. – Это… это другое, – сообщил он. – Побольше и… пострашнее! – Чувствуешь, – одобрил я. – Тебе бы в поэты… Музицировать не пробовал? А рисовать? – Поссоримся, – предупредил он. – Да ладно, – сказал я миролюбиво, – какой из тебя музыкант… Собирать несложно, лучшие умы человечества работали над упрощением конструкции, сошки хорошо раздвинулись и уперлись в мягкую землю, а я залег, широко раскинув ноги и всматриваясь в окуляр. Спохватившись, Фицрой выудил бинокль, что в свернутом виде не крупнее двойной монеты, умело и подчеркнуто лихо разложил, расположился поудобнее рядом. Подкручивать верньер не приходится, автоматическая настройка сама следит за резкостью изображения, а крестик прицела смещается, учитывая силу легкого ветерка слева. – У меня все отчетливо, – доложил Фицрой. – Вот прямо готов протянуть руку и пощупать… каждый кирпичик вижу! – Кирпичики он щупает, – буркнул я, – скажи честно, баб нет, смотреть не на кого. Он ухмыльнулся. – Так уж и нет! Просто еще не увидел. – Плохой из тебя корректировщик, – сказал я. – Правда, из меня такой же снайпер… Ладно, начинаем. Крестик покачивается из стороны в сторону, я выждал, поймал древко знамени в прицел и придавил пальцем скобу. Несколько секунд ждал, но знамя реет все так же гордо и надменно, стиснул челюсти и выстрелил снова. Фицрой поинтересовался, не отрываясь от бинокля: – Ну как? – Пристреливаюсь, – ответил я. – Необходимый этап работы мастера. |