Книга Хроника смертельного лета, страница 118 – Юлия Терехова

– Ну да, ну да… – кивнул Зубов. Его взгляд упал на руки Олега, на его пальцы в бурой запекшейся крови.

– У вас руки в крови… – произнес он машинально и содрогнулся от жуткого смысла своих слов.

Олега тоже проняло. Он посмотрел себе на ладони, а потом на Зубова.

– Господи, действительно… Только сейчас заметил. Могу я помыть руки?

– Эксперт должен соскоб взять, – пробормотал майор.

– А как вы, Олег Львович, сюда попали? – спросил он.

– Я позвонил вчера Антону и напросился в гости. Я всегда был к ним обоим очень привязан. У меня появилось острое желание их увидеть. И я рассчитывал рассказать им о моих подозрениях.

– Подозрениях? – вскинулся Зубов. – У вас есть подозрения? Поделитесь?

Олег замялся.

– Мне бы не хотелось. Зачем вам подозрения дилетанта? Они, честно говоря, ничем не подкреплены.

– И все же? О ком вы говорите?

– Это либо Кортес, либо Орлов. Причем Кортес вызывает у меня сейчас больше подозрений. Мне страшно говорить о моем друге такое, и я бы никогда не посмел подобное произнести, если б не Анна, вернее, то, что с ней случилось. Когда мы с Антоном подошли к квартире, Мигель ошивался под дверью в крайне возбужденном состоянии. Можно сказать, злой, как собака. Он нагло заявил, что пришел в гости. Но если ты явился без приглашения и тебе не открывают – логично уйти. А он еще возмущался, что ему не открывают.

– Интересно, с чего бы это… – протянул Зубов.

– Когда я шел к Ланскому, я на сто процентов был уверен, что это Орлов, – на лице Олега не дрогнул ни единый мускул. – Вы же знаете, что он сделал с Катрин.

– Я не знаю, – поднял голову Зубов. – А откуда вам известно?

– Как это – откуда? Я видел ее на следующий день после той нашей злосчастной вечеринки, будь она неладна. Следы избиения очевидны. А кроме того…

Олег сжал окровавленные кулаки.

– Когда я увидел ее ноги в черных синяках, убить его готов был. Скотина. Да Орлов и не отрицал в разговоре с нами, что с ней сделал. Да еще словно гордился этим – как он круто с бабой своей разобрался.

– Да, разобрался он с ней действительно круто. Но теперь вы не так уверены, что это Андрей Орлов?

– Мне почему-то кажется, – Олег снял очки и устало потер глаза, – у этого подонка кишка тонка убить кого-либо. Ударить беззащитную женщину – да, даже изнасиловать – как выяснилось, да… Но убить – не знаю.

– Однако вы должны знать его лучше других, – Зубов, покосился на вошедшего в комнату Глинского. Тот положил перед ним лист бумаги – «Беллини Норма». Зубов поднял на Олега измученный бессонной ночью взгляд и повторил: – Вы знаете Орлова лучше, чем кто-либо.

– Думал, что знал, – Олег покачал головой. – И он никогда не был зверем. Сволочью изрядной – да, не спорю, но не зверем. Правда, люди меняются. Хотя нет, не так… Люди на самом деле не меняются. Но при определенных обстоятельствах в них пробуждаются черты, которые до того момента спали.

– Вы хотите сказать, что в Орлове проснулся зверь, разбуженный Катрин и Кортесом?

Рыков не ответил. Он налил себе еще коньяку и махнул его одним глотком.

– Быть может, – прошептал он, – быть может…

«Быть может, – согласился про себя майор, – проснулся в нем зверюга о трех головах, не ведающий жалости».

– Вы во сколько встретились с Ланским и где?

– У подъезда без пяти шесть и вместе поднялись в квартиру.

– На чем приехали?

– На частнике.

В кармане майора завибрировал мобильник. Звонил Зимин.

– Операция только что закончилась. Она в коме. Хочешь с Булгаковым поговорить?

– Хочу, – ответил Зубов и, поднявшись, вышел из кухни. Из холла он видел, как Олег плеснул себе еще коньяку, влил его в себя и уронил голову на руки. Его плечи вздрагивали.

– Я слушаю, – в трубке раздался низкий голос Булгакова. – Порадовать ничем не могу.

– Это я понял, – мрачно ответил Зубов. – И все же поподробнее. Вы ее оперировали?

– Нет, разумеется, – ответил Булгаков, – ее оперировали травматологи и сосудистые хирурги – зашивали сонную артерию. Также повреждена печень. Это самые тяжелые ранения среди многих прочих. Операция длилась пять часов.

– И что теперь? – спросил Зубов.

– Ничего хорошего, – отрезал Булгаков, – состояние критическое. Подключена к ИВЛ [53] . Чудо, что она жива. Подобные ранения практически несовместимы с жизнью.

– К вам подъедет наш судмедэксперт, – произнес Зубов, – осмотрит ее на предмет травм сексуального характера.

На том конце воцарилось свинцовое молчание.

– Вы сошли с ума, – выдохнул Булгаков. – Он будет ее осматривать, когда она в таком состоянии? Совесть имейте.

– Совесть?! – заорал Зубов так, что Олег на кухне поднял голову, а из гостиной выглянул удивленный Миша.

– Ты чего орешь? – на пороге гостиной также появился Глинский в перчатках.

– У меня линейка из рук выпала.

– Не орите, – сухо произнес Булгаков, – присылайте вашего эксперта. Посмотрим, как он пробьется через Ланского и Кортеса… Эти двое его на части порвут, пусть только сунется. Не завидую я ему.

– Послушайте, Сергей, – примирительно начал Зубов, – это необходимо. Мы должны иметь полную картину преступления.

Булгаков некоторое время молчал, а потом, словно приняв какое-то решение, заговорил:

– Я встречал их внизу, когда они привезли Анну. Вы знаете, что Мигель снес шлагбаум на въезде? Хотя я им пропуск оставил. Неважно. Антон держал ее на руках, в приемном покое их ждала каталка, на которую ее положили. Она была совсем без одежды… Антон накрыл ее шубой этой дурацкой, но за секунду до этого я видел ее бедра в черных синяках. В общем…

– Я понял, – ответил Зубов. – Хорошо, придержу наших пока… Вот еще что. Анализ крови ей делали?

– Да, делали. Он накачал ее морфином. Наш анестезиолог наизнанку вывернулся, чтобы избежать передозировки. Мы же не знали точно, сколько ей вкатили… И как давно. А на детальный анализ времени не было.

– Понятно. Сообщайте мне о малейших изменениях в ее состоянии. Я сам подъеду часа через два.

– Хорошо, – Булгаков отключился.

Зубов вернулся на кухню. Олег все еще сидел за столом перед пустым бокалом, устремив неподвижный взгляд в окно.

– Как она? – спросил он.

– В коме, – коротко ответил Зубов. Его взгляд упал на бумажку, лежащую на кухонном столе. Беллини. Норма.

– Беллини. Норма, – прочитал он вслух.