Онлайн книга «Хроника смертельного лета»
|
– Зачем?! – поразился Зубов, – Она что, пришла в себя? – Нет, – покачал головой Антон, – но когда она очнется, ей понадобится зубная щетка. Она у Анны особая, электрическая. Ей другой не надо. Она эту любит. – И вы за этим приехали? Ну, тогда все же помогите нашим сотрудникам. Это много времени не займет… – Неужели вы полагаете, что это могло быть ограбление? – спросил Антон. В голосе его слышалась горькая ирония, но лицо застыло, словно восковая маска. – Нет, не полагаю. Но все же, прошу вас помочь, – настойчиво повторил Зубов, а сам раздраженно подумал: «И перестань болтаться у нас под ногами». Антон Ланской с ненавистью посмотрел на него. – Я и так могу вам сказать, что ничего не пропало. Все ценности на ней. И даже более… – Не понял?.. – вопросительно поднял брови майор. – У нее в волосах старинный валенсианский гребень – пейнета. Этот гребень подарила ей королева Испании во время гастролей Анны в Мадриде три года назад. Анна танцевала партию Китри. С тех пор этот гребень стал частью ее костюма, ее талисманом. Но недавно гребень пропал. Его так и не нашли. А сегодня он оказался в ее волосах, когда мы ее… – Антон покачнулся. – Антон Альбертович, вы себя нормально чувствуете? – подозрительно спросил Зубов. – Нормально, – тихо ответил Ланской. Зубов положил руку ему на плечо и понял, что того бьет мелкая, но весьма ощутимая дрожь. «Э, нет, так не пойдет». – Слышь, Мишань, – тихо обратился майор к Шенбергу, – у тебя успокоительного нет в заначке? Клиент неадекватный. – Муж? – Ну да, – кивнул майор. – Совсем что-то расклеился. – Найду что-нибудь, – пообещал Шенберг и спустя несколько минут действительно сделал Ланскому укол. Зубов схватил Антона за локоть и отвел на кухню, где посадил напротив Олега. Тот, ни слова не говоря, достал еще один бокал, налил ему коньяку и буквально силой заставил выпить. Да, нечего сказать, радикальное средство от боли…Так они сидели, старые друзья, и оплакивали Анну, каждый по-своему. Хотя она была еще жива. Все еще жива… Спустя несколько часов, когда начало светать, Зубов снова зашел на кухню. Бутылка опустела, но Ланской и Рыков не выглядели пьяными. Смиренными – не более того. – Я еду в больницу, – сообщил им Зубов. – Могу вас отвезти, если хотите. Не сказав ни слова, оба поднялись и, как зомби, направились к двери. Зубов остановил Ланского. – Антон Альбертович, – негромко, но настойчиво сказал он, – вам надо переодеться. Когда ваша жена очнется, она испугается вашего вида. – Вы сами не верите в то, что говорите, – безнадежно прохрипел Антон. – Когда я про щетку сказал, вы от меня шарахнулись, как от умалишенного. – Мужайтесь, – произнес Зубов, – и пойдите, смените хотя бы рубашку. Я иду вдоль стены, сложенной из золотых кирпичей. Стена нескончаема, я не вижу ей края. Она такая красивая, но я ощупываю ее, словно слепая. Меня восхищает гладкость золотых слитков, и это единственное, что примиряет с безнадежностью и печалью. Я хочу вырваться отсюда, но нужно что-то вспомнить – или кого-то?.. А я не могу. И пока не вспомню, мне суждено брести вдоль золотой стены. Что со мной?.. Почему я без одежды? На мне – только шаль, та самая, в которой я танцевала. И голове ужасно тяжело от пейнеты. Так тяжело, что сейчас сломается шея… Я кутаюсь в шаль, но она вот-вот соскользнет, я еле удерживаю ее… Холодно. А золотая стена все не кончается… Мне надо выбираться отсюда, но как? Нет никакого выхода. Я не могу блуждать так до бесконечности. Хочется повернуться и пойти назад, но нельзя. Там, за мной – что-то очень страшное. Или кто-то. Не помню. Как я устала… Последние силы покидают меня. Надо остановиться и отдохнуть. Так и делаю. Прислонившись спиной к стене, ощущаю холод металла. Почему он такой холодный? Золото не должно быть холодным. Золото должно быть теплым, как растопленное масло. Но холод идет от спины, проникая в каждую клеточку моего тела, и меня начинает бить непреодолимая дрожь, перетекающая в выматывающую боль… Боль раскручивается раскаленной спиралью внизу живота и постепенно поднимается вверх, захлестывает, перекрывая дыхание. Почему так больно? Море боли… Я тону в ней, тону, мне не хватает воздуха… Кто-то зовет меня по имени, если только это мое имя… Анна! Анна! Почему вокруг все багровое? Эта шаль закрывает мне лицо и душит. Я не могу вздохнуть. Снимите ее с меня! А чей голос я слышу? Кто зовет меня? Это женский голос – я слышу смерть?.. Красивый голос и чудесный запах. Так, значит, благоухает смерть? Но я была счастлива, когда вдыхала этот аромат – пряный и сладкий одновременно… Запах смерти и любви… Господи, как страшно! Кто сжимает мою ладонь? Чья горячая рука держит и не дает уйти в темноту? Держи меня крепко. Не отпускай. Я не хочу туда, не хочу! Но темнота засасывает, и я с трудом различаю в ней золотые кирпичи стены. Может, просто позволить ей поглотить себя? Но сильная рука все еще держит. Отпусти, это конец… Я ухожу, и ты остаешься один… 07.00. 14 августа 2010 года, Москва, 28°C
– Она приходит в себя! – Мигель не удержался от громкого возгласа. – Булгаков, она приходит в себя! – Не вопи, – мрачно произнес Булгаков, заходя в палату. Он подошел к Анне и взглянул на приборы и покачал головой – ему не понравилось то, что он на них увидел. – У нее дрогнули ресницы, – в голосе Мигеля слышалась надежда. – Нет… – произнес Сергей, но в это мгновение веки молодой женщины поднялись – тяжело, словно с невероятным усилием. – Анна! – Мигель жадно схватил ее за руку. Она обвела глазами палату, ничего не видя, никого не узнавая, и мучительно застонала… – Ей больно! – закричал Мигель и повернулся к Булгакову. – Сделай что-нибудь! – Она и так под гигантской дозой, – произнес Сергей с сожалением, – больше нельзя. – Я тебя убью, – зарычал Мигель. – Ей больно! Она стонет! – Это хорошо, – Булгаков сжал его руку. – Ты понимаешь? Это хорошо! Значит, она выходит из комы. – Querida! – позвал Мигель, и Булгаков вздрогнул – как-то по-новому прозвучало это слово здесь, в равнодушных больничных стенах, у постели умирающей женщины. – Она не сможет говорить, – сказал он, – она интубирована [55] . Старая женщина, стоявшая в изножье кровати, подняла на него страдальческий взгляд и произнесла что-то по-испански. – Она спрашивает, можно ли вытащить трубку, – машинально перевел Мигель. – Не сейчас. Еще рано, – Булгаков покачал головой. – А где Антон? Почему его нет? |