Онлайн книга «Князь Трубецкой»
|
— Ну? — спросил он лейтенанта. — Выбрали? — Выберите сами, — сказал лейтенант. — Хорошо. Вон тот, рыжий, крайний справа, — указал рукой Трубецкой. — А вы и остальные — умрете. Есть пожелания перед смертью? — Сделайте все быстро, если можно. — Лейтенант улыбнулся невесело. — Побыстрее. Глаза у Трубецкого слипались, хотелось просто лечь и уснуть. И не вести дурацкие разговоры с этим лейтенантом. И не видеть, как их будут убивать. На сегодня Трубецкому крови достаточно — и своей, и чужой. — Кончать, барин? — спросил старший Кудыкин, Тихон. — Всех или кого оставить? Трубецкой хотел указать на рыжего, который смотрел на него и на своих товарищей удивленным взглядом, все еще не веря в свое спасение. Трубецкой уже даже поднял руку, но тут заметил на пальце у лейтенанта кольцо. — Минутку, лейтенант. — Трубецкой снова отпил из фляги. — Что это у вас? — Это? — Лейтенант посмотрел на свой палец. — Это мой перстень. И я хотел бы, чтобы он оставался у меня до конца… Потом… Если хотите, я вам его завещаю. — Покажите, я не стану его у вас забирать… — Трубецкой протянул руку. — Не бойтесь. — Я не боюсь. — Француз снял с пальца перстень и положил его на ладонь князя. — Вот, пожалуйста. Трубецкой осмотрел перстень, подкинул его на ладони, сжал в кулаке. — Вы масон? — Да. А что? — Вы останетесь в живых. Этому рыжему не повезло сегодня. И вообще — не повезло. Рыжий солдат побледнел. — Забирайте свое кольцо и отойдите в сторону, лейтенант, — сказал Трубецкой. — Подождите несколько минут. Мы быстро. Тихон! — Да, барин. — Офицер остается живым. Остальных… — Понятно… — протянул Тихон. — Только быстро. Без всяких… — Трубецкой пошевелил пальцами в воздухе. — Просто убить. Князь с трудом встал с бревна, покачнулся, Антип оказался рядом, подставил плечо. Младший Кудыкин подошел к пленным, одного за другим поставил на колени. Вытащил из-за пояса топор. Трубецкой и Антип прошли через поляну. — Лейтенант, — сказал, не оборачиваясь, князь, — передайте привет капитану Люмьеру и нашим братьям масонам. Кудыкин подошел к крайнему пленному, к тому самому, рыжему. Ударил обухом топора по затылку — сильно, точно. Хруст — мертвое тело упало вперед. — Но не балуй… — сказал Кудыкин без злобы следующему французу. — Голову опусти, тебе же легче будет… Удар. И еще. И еще. Без злобы, без ярости. Просто потому, что приказал барин. А почему барин приказал? Почему ты приказываешь убивать? Ради чего? Трубецкой остановился, его мутило. Князь оперся рукой о ствол дерева, замер, борясь с позывами к рвоте. — Да не думайте вы, — внезапно сказал Антип. — Не травите себе душу. Их же никто сюда не звал? Они ж Комаровку выжгли! Так чего теперь… Теперь уж ничего… Как мне все надоело, подумал Трубецкой. Вот это все: эти мужики, это небо, это время — все мне осточертело. Кровь, грязь, великая цель! Прошел месяц, он должен был привыкнуть… начинать привыкать, но нет. Ничего подобного. С каждым днем — все хуже. Может, он сегодня полез в драку потому, что хотел умереть? Не отдавая себе отчет, подчинившись своему подсознанию? Как там у Фрейда — танатос? Тяга к смерти? Ничего ведь не получится. Ничего не получится! Не могло получиться! Они все: эти старцы, эти выжившие из ума борцы за славу отечества, — все они прекрасно понимали, что нет у него ни единого шанса изменить историю. Он всего лишь человек. Человечек, и как бы гордо это ни звучало — «человек», — он всего лишь ничтожество перед махиной истории. Крохотная точка. Ничтожно малая величина. Он ведь не просто должен обрушить все здание истории. Он должен сделать так, чтобы она изменилась в нужном направлении. В нужном им, старцам и прочим, направлении. Как? Как это возможно? Трубецкого начинало колотить, все плыло перед глазами, он не чувствовал своего тела, только боль, пульсирующую огненную боль. — Вы опирайтесь, Сергей Петрович, — сказал Антип. — Не бойтесь, я сдюжу… Тут вот рядом совсем уже. Трубецкой плохо помнил, как добрался все-таки до телеги, как уложили его на мешки… Совершенно не запомнил, как везли осторожно, чтобы не растрясти, как переносили на руках, когда нужно было спуститься по тряской лесной дороге. — Хреново мне, Дед… Не получится у меня… — А куда ты денешься? Опустишь руки и поплывешь по течению, как кусок дерьма? — Я не смогу ничего сделать… Я убиваю… — Ты и здесь убивал, дома. Разве не так? — Да, убивал, но… Я выполнял приказы… — Так и там ты выполняешь приказ. Он странный, трудный, но ведь никто тебе легкой жизни и не обещал. Кто-то поднес к губам Трубецкого деревянный ковшик с водой. Отдавала вода тиной, но была прохладной — это главное. На лоб лег холодный компресс. — Хорошо, — сказал Трубецкой. — Мне вот только повязку на руке поменять. Промыть рану, продезинфицировать… Черт, все равно никто не поймет. Никто не поймет… Ему было холодно и жарко одновременно. Болела рука. Трубецкой открыл глаза — дверь в сарае была открыта, пылинки, сверкая, танцевали в солнечном свете. Молодцы, подумал Трубецкой. Он всегда отказывался ночевать в крестьянских избах, предпочитал сараи или сеновалы. В избах теснота, вонь, постоянный галдеж — не выгонять же семью на улицу? Лучше уж полежать на сене, укрывшись овчиной. — Еще водицы? — спросил Кашка. — А… ты… — Трубецкой через силу улыбнулся. — Ладно все? Никто следом за нами от дороги не пошел? — Не-а, — мотнул головой Кашка. — Никто не шел, я специально остался, глянул. Офицерик французский сидел у телеги, плакал вроде. Или молился — кто его разберет… — Значит, без потерь, — удовлетворенно протянул Трубецкой. — Ну как — без потерь… — Кашка вздохнул и поправил овчину на ногах у князя. — Силантий захворал. Бьется в горячке, кричит чего-то, то ругается, то прощения просит… Мужики бают — помрет скоро. Как бы не до ночи. — Чего это он? Может, простудился? Или еще что? Сожрал чего-нибудь не того… Или выпил… Стоп, сказал мысленно Трубецкой. Или выпил. От Силантия пахло алкоголем. Не сдержался, приложился к трофею. Вот ведь… Это получается, что водочку капитан из штаба специально приготовил? — Слышь, Кашка, там вроде в обозе водку какую-то захватили? Ты прямо сейчас беги, скажи, чтобы не пили, упаси боже. |