
Онлайн книга «Николай Крючков. Русский характер»
– А чего ты распетушился? Может, это дети не твои… Глаза Крючкова наливаются кровью. – Как?! И заносит огромный кулак, чтобы ударить Нюрку. Но какая продавщица пивом будет ждать, когда ее ударят? Нюрка-Лучко должна была развернуться и со всей силы врезать ему. И вот наступает этот момент, а у Лучко рука не поднимается, чтобы ударить Крючкова. Съемка останавливается. Репетируют еще. Ну никак не получается! – Николай Афанасьевич, – говорит Лучко, – извините, но не могу я вас ударить! – Как это не можешь? Это же не ты бьешь, а Нюрка. Попробуй еще. – Нет, все равно не смогу… – Если ты и в этот раз меня не ударишь, – теряет терпение Николай Афанасьевич, – то я тебе так врежу!.. И с такой злостью и ненавистью занес над бедной Кларой кулак, что она непроизвольно развернулась и хорошенько влепила ему! – Ну молодец! – рассмеялся Крючков, потирая щеку. – Но, честно говоря, совсем не ожидал, что у тебя такая тяжелая рука. Обошлось без травм, зато сцена получилась великолепная. «Цыганы шумною толпой…» Это было в Сухуми. Два артиста, Николай Крючков и Лев Поляков, приехали накануне поздно и на другой день после завтрака решили ознакомиться с городом. Они вышли из гостиницы и сразу же попали в водоворот разноязычной толпы. Набережная в Сухуми – это местный Бродвей. Жизнь здесь кипит круглосуточно. Абхазы, дагестанцы, русские, молдаване, украинцы о чем-то договариваются, обнимаются, целуются – и все довольны. И тут актеры услышали истошный женский крик. Как истинный рыцарь, Николай Афанасьевич бросился на помощь. Оказалось, у лоточницы цыганка вырвала из рук деньги и убежала. Уже недалеко – в нескольких шагах от места происшествия – она смешалась с группой своих соплеменниц, но лоточница сразу узнала ее. – Вон она! – Пойдем! – коротко приказал Крючков. Они подошли к цыганкам. Николай Афанасьевич остановился, поманил воровку пальцем, и когда она подошла, вытянул руку ладонью вверх. – Сейчас ты, – сказал, – положишь на эту ладонь деньги, которые взяла у этой женщины. И быстро. И только теперь Крючкова узнали по голосу. – Чавэлы, это же Крючков! – Коля Крючков! – Долго мне еще ждать? – не опуская руки спросил Николай Афанасьевич. И тут все цыганки разом загалдели и набросились на свою подружку с руганью. Той ничего не оставалось, как положить на протянутую ладонь деньги. – Больше такого не делай, – по-отечески укорил ее Крючков, отдал деньги лоточнице и собрался уходить, но цыганки окружили его кольцом и не хотели отпускать. – Николай, ты прости ее – она еще молодая, глупая. Ну что ты хочешь, только скажи – все для тебя сделаем. – Ну если так, тогда спойте что-нибудь, – попросил Николай Афанасьевич. – Чавэлы, «Величальную»! Откуда-то появился поднос с рюмкой, зазвенела гитара и грянул хор: К нам приехал наш любимый Никола-аша да-арагой! Ну и как положено: Пей до дна, пей до дна, пей до дна! Пришлось Николаю Афанасьевичу уважить таборное племя. Проходя мимо лоточницы, спросил: – Тебе цыганка все отдала? Лоточница смутилась. – Даже больше – по-моему, она и свои отдала. – Лучше возврати, – наказал Николай Афанасьевич и с чувством исполненного долга зашагал с приятелем дальше: знакомиться с городом. Волки и овцы После того как Крючков сыграл в фильме «Горожане» роль таксиста Бати, для всех таксистов страны он стал своим, родным человеком. Они делились с ним самым сокровенным, доверяя ему свои сердечные тайны. И никогда не брали с него плату за проезд, чем ставили его в неловкое положение. Как-то Николай Афанасьевич остановил машину с шашечками, за рулем которой сидел молодой симпатичный водитель. Конечно же, он сразу узнал артиста и, посадив его рядом с собой, улыбнулся. – Куда поедем, Батя? – Недалеко. Крючков назвал адрес. Поехали. – Это хорошо, что я вас встретил, – после длительного молчания начал водитель и представился: – Володькой меня зовут. – Ну и что, Володя, есть проблемы? – спросил Крючков. – Есть одна… Не знаю, как и сказать. – С начальством, что ли, конфликт? – С начальством лады. С невестой закавыка. – А что такое? – Регистрироваться не хочет! – Володька от досады даже пристукнул ладонью по баранке. – Год уже живем вместе, а в загс – ни в какую! Давай, говорит, поживем так, узнаем друг друга получше, а там видно будет. А чего видно-то? Будто и так не видать… Прихожу каждый раз со смены, и если ее нет – сразу к столу, ищу записку: мол, так и так, прости, не сошлись характерами, ушла к мамане… Это еще ничего. А то: ушла к Борьке или к Ваньке. – А что, – поинтересовался Крючков, – есть у нее на примете и Борька с Ванькой? – Я к примеру, – смутился Володька. – А был бы штамп в паспорте – совсем другое дело. – И была бы она вроде клейменой овцы? Так, что ли? Вот здесь притормози, – Крючков положил рядом с собой на сиденье пятерку, – я приехал. – И, выходя из машины, обернулся: – Запомни, Володенька: волк и меченых овец крадет… если баран безрогий. – Вздохнул и вышел из машины. Через несколько дней произошла новая встреча. Как-то Николай Афанасьевич вышел из своего подъезда, и его окликнули: – Батя, куда поедем? Это был Володька. Он подошел к Крючкову и сунул ему в нагрудный карман пятерку. – Это вы зря тогда оставили, – сказал. – Если б ребята узнали, что я с вас деньги взял, они б меня отвалтузили. А насчет барана безрогого помните? Так теперь я рогатый. – А-а, дошло? – обрадовался Николай Афанасьевич. – Не-е, вы меня не так поняли: это она сама мне рога наставила. – Володька помолчал и смущенно пожал плечами. – Только зачем они мне теперь? Она ведь, стерва, все равно ушла… Поехали? – Поехали, брат, – кивнул Крючков и добавил: – Только ведь и мой совет тебе был безрогий. Не обиделся? – Об чем речь, Батя! – Володька открыл переднюю дверцу и пригласил: – Прошу. Если б не шурин Сеня… В Одессе снимали фильм, в котором должен был участвовать Крючков. Но Николая Афанасьевича задержали в Москве, он приехал только на третьи сутки и сразу же приступил к работе. После съемок на площадку не пришел, а будто вкатился почти круглый толстячок средних лет, в светлой клетчатой тройке, с котелком на голове и золотозубой улыбкой от уха до уха. Не хватало только тросточки для завершения портрета опереточного героя. Он помахал всем пухленькой ладошкой, обнялся с оператором, и Николай Афанасьевич понял, что этот одессит со всеми уже знаком. |