Онлайн книга «В поисках Одри»
|
Я, в общем, уже приспособилась к этим обрывам на полуслове. Вот и Линус сейчас так же осекся, а я знаю, что он собирался сказать. «Такая же чокнутая, как ты». Я ему противна. Я уверена. Он приходит, потому что это прикольно, как парад уродов. Девочка в темных очках, ха-ха-ха, смотри, забилась в уголок. А молчание все длится и длится, и кто-то должен его нарушить, так что я сдержанно говорю: – Да. Я сумасшедшая. Так уж вышло. – Нет! – Линус как будто в шоке. Как будто удивлен, пристыжен, поражен. Даже как будто в ужасе. Как будто не ожидал, что я такое скажу. (Видите, я все это поняла по одному слову.) – Ты вообще не как моя бабушка, – добавляет он и хихикает, словно над шуткой, ясной только узкому кругу. – Ты бы поняла, если бы ее увидела. Голос у него мелодичный. Не то что у Фрэнка, который почти всегда разговаривает как отбойный молоток. Линус снова смеется, и я испытываю огромное облегчение. Если смеется, значит, я ему не противна, верно? – Я, наверное, больше не буду приходить, пока Фрэнку снова не разрешат играть. – Угу. – Твоя мама считает, что я дурно влияю. – Она считает, что всё дурно влияет, – отвечаю я, закатив глаза, хотя он и не видит. – А ты когда-нибудь выходишь? На этот раз он договорил, но все равно повисло напряжение. По крайней мере, вокруг меня. Выходишь? Мне хочется свернуться калачиком и закрыть глаза. – Вообще-то, нет. – Ясно. – Хотя надо пойти в «Старбакс». – Круто. Когда? – Но я не пойду, – произношу я неожиданно резко. – Просто… Не могу. Опять наступает тишина. Я еще больше вжимаюсь в диван, подальше от него. Мне снова кажется, что его вопросы кружат в воздухе, как в той программе: Почему? Как так? Что происходит? – Мне надо сходить, типа терапия такая, – отчаянно и поспешно добавляю я. – Надо по чуть-чуть. Но «Старбакс» – это не чуть-чуть. Это очень много. И я никак не могу. Вот и не пойду. Каждый раз, рассказывая что-то о себе, я жду, что Линус уйдет. Но он все еще здесь. – Это как аллергия, – восторженно говорит он, – как будто у тебя аллергия на «Старбакс». – Наверное. – Я уже начинаю здорово уставать от этого разговора. В поисках успокоения, я вцепляюсь в подушку, и сухожилия все разом выступают. – И на зрительный контакт аллергия. – У меня на любой контакт аллергия. – Нет, – немедленно протестует он. – На мозговой контакт нет. В том плане, что записки ты писать можешь. И разговаривать. Тебе же хочется говорить с людьми, просто ты не можешь. Надо, чтобы тело следовало за мозгом. Я какое-то время молчу. До сих пор так это никто не формулировал. – Наверное, – наконец отвечаю я. – А обувной контакт? – Что? – Обувной контакт! – Что это такое? – Я бы рассмеялась, но мой тупой допотопный мозг отключил соответствующую кнопку. Слишком уж напряжение высоко. Мне вообще недодали столько смеха. Иногда я даже надеюсь, что он где-нибудь копится, и когда я выздоровею, он прорвется одним огромным приступом, который продлится целые сутки. А Линус тем временем садится на диван – на другой конец. Краем глаза я вижу, что он протягивает в мою сторону грязную кроссовку. – Давай, – говорит он, – обувной контакт. Попробуем. Сначала я не могу пошевелиться. Я – свернувшийся клубком еж. Я и знать не хочу. – Ну, ногой-то ты можешь пошевелить, – не сдается Линус. – Смотреть не обязательно. Просто двигай. Он настойчив. Я вообще поверить не могу. Моему допотопному мозгу это уже совершенно не нравится. Он велит мне лезть под одеяло. Прятаться. Бежать. Что угодно. Если не реагировать, думаю я, может, он сдастся, и забудем об этом. Но секунды идут, а Линус не уходит. – Давай, – подзуживает он, – спорить готов, что ты сможешь. В голове звучит еще и голос доктора Сары: «Тебе надо выходить за границы привычного». Я начинаю потихоньку двигать ногу по ковру до тех пор, пока резиновый ободок моей кроссовки не касается ободка его. Но остальное тело все еще отвернуто. Глаза пристально смотрят на обивку дивана, а весь мозг сфокусирован на сантиметре ноги, которым я его касаюсь. Да, я знаю, что между нами две кроссовки, и понимаю, что ничего менее эротичного, или романтичного, или как его там, не придумаешь, и, кстати сказать, мое тело от него все еще отвернуто, будто я его вообще не выношу. Но чувство все равно такое… А, ладно. Видите, как я оборвала фразу? Я тоже умею. Когда не очень хочется выдавать свои мысли. У меня дух перехватило, это все, в чем я готова признаться. – Вот, – довольно говорит он, – видишь? У него, судя по голосу, не перехватило. В нем звучит лишь любопытство, словно я подтвердила какое-то его предположение, о котором теперь можно рассказать друзьям, написать в блоге или что еще. Затем Линус подскакивает. – Тогда до встречи. – И волшебство момента разрушено. – Ага. До встречи. – Твоя мама меня с минуты на минуту за дверь выставит. Так что лучше сам пойду. – Ага. Я прижимаюсь к дивану, старательно не подавая вида, насколько мне хотелось бы, чтобы он остался. – А, да, – говорю я, когда он уже у двери. – Может, я возьму у тебя интервью для фильма. – Да? – Линус останавливается. – Что за фильм? – Мне задали снимать документальный фильм, и надо брать интервью у тех, кто бывает у нас дома… – О’кей. Круто. Когда захочешь. Я снова приду, когда… ну ты в курсе. Когда Фрэнку можно будет играть. – Круто. Он уходит, я какое-то время сижу неподвижно, гадая, вернется ли он, будет ли писать записки, передаст ли что-нибудь через Фрэнка и так далее. Линус, разумеется, этого не делает.
|