Книга Роковая женщина, страница 85 – Кэрол Нелсон Дуглас

Квентин поймал ее и сунул на дно кабины, прижав ногой к полу.

И снова на нас понеслась земля, и мы опять улетали куда-то. Я завопила от ужаса, но Квентин крепко меня держал. В конце концов, не переставая визжать, я уткнулась носом ему в плечо.

Мир вновь завертелся, и мы вместе с ним. И тут я перестала вопить и вдруг засмеялась.

Потому что ничего ужасного не случилось. Я не слетела с сиденья. У нашего полета был свой ритм, и каждый раз, взлетая на самый верх и падая вниз, я знала, что нахожусь в безопасности. Я кричала и хохотала одновременно.

Наконец скорость замедлилась, и колесо остановилось. Мы висели, раскачиваясь в кабинке, пока колесо потихоньку дергалось, продвигая нас вниз.

Я открыла глаза. Было еще светло, но солнце уже клонилось к западу. Когда мы приблизились к земле, я увидела тень от нашей кабины, длинную и тонкую.

У меня больше не осталось сил кричать, и когда руки Квентина, крепко державшие меня, разжались, у меня вырвался лишь глубокий вздох.

Я встала, и Квентин с механиком протянули руки, чтобы помочь мне выйти. Последний подал мне зонтик.

Стоя на земле и моргая, я вспоминала свои безумные вопли. Никогда я так не кричала, даже во время своей ужасной одиссеи этой весной, хотя могла бы. Но тогда крик означал бы, что я сдаюсь. А сейчас я будто извергла из себя тот беззвучный вопль и таким образом избавилась от страха, накопившегося во время кошмарного приключения. Я была… пуста. Свободна. Свободна, чтобы начать все сначала.

Квентин обнимал меня за плечи, уводя от чертова колеса.

– С тобой все в порядке? Или для тебя это было уж слишком? – спросил он тревожно.

– Да.

– Прости. Считается, что на чертовом колесе весело.

– А тебе было весело?

Он улыбнулся:

– Да.

– Хотя я кричала как зарезанная?

– Тебе и полагалось так кричать.

– Уж если мне полагается кричать, то я бы предпочла, чтобы повод был посерьезнее.

Стенхоуп внимательно на меня посмотрел:

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Абсолютно.

– Значит, мы сможем остаться, чтобы послушать оркестр и посмотреть на фейерверки?

– Оркестр?

– Сузы [69] .

– Я слышала о нем.

– Наверное, ты и о фейерверках слышала? – поддразнил он.

– Да.

Мы с Квентином продвигались в толпе. Солнечный свет угасал, но воздух был теплым. Стенхоуп забыл отпустить мою руку, но это меня не смущало, поскольку кругом было множество таких же… пар, как мы.

Раза два мы останавливались у магазинов, где Квентин купил большую холщовую сумку с эмблемой и коробку конфет. «Это для Ирен», – пояснил он. Когда солнце село, он отправил в сумку мой зонтик, затем он остановился и вытащил последнюю булавку из моей шляпы. Шляпа тоже отправилась в сумку.

Мы нашли столик и уселись в сумерках как раз в тот момент, когда Джон Филип Суза поднял дирижерскую палочку. Стало прохладно, и я почувствовала, как мне на плечи набросили что-то теплое. Повернув голову, я увидела, что это пиджак Квентина. Я нашла в его кармане свои перчатки и надела их. Поплотнее запахнув на себе пиджак, я вытянула шею, чтобы разглядеть сцену.

Однако с наших мест ничего не было видно, и мы только слышали оркестр. Заводная музыка всколыхнула толпу, но я пребывала в стране грез. Сидя за столиком на чужом континенте, среди незнакомых людей, я чувствовала, как уплывают все плохие воспоминания Старого Света.

После концерта мы снова присоединились к толпе. Болтовня, смех и счастливые детские возгласы сливались с криками чаек, замиравшими вдалеке, и мы отправились на последнюю прогулку, чтобы полюбоваться фейерверками. К этому времени спустилась ночь, и электрический свет превратил плоский пейзаж в созвездия разноцветных ярких огней.

Огненное шоу Генри Пейна было сосредоточено в искусно освещенном здании. В темное небо над Бруклином взвивались причудливые созвездия. Мы увидели в небе над головами реконструкцию знаменитых битв. Ракеты взрывались в воздухе, колеса святой Екатерины вертелись в вышине. Каждый новый всполох красного, зеленого, желтого и ослепительно белого, казалось, раскалывает черное небо. Как ни странно, шоу закончилось изображением радуги, и ее последние искры медленно угасли в темном пологе ночи.

В тишине Квентин взял меня под руку и повел к Железному пирсу, где стоял ярко освещенный пароход, готовый отплыть обратно к Манхэттену.

Вскоре мы оказались на палубе, глядя на крошечные звезды и корабли, которые плыли параллельно по небу и по морю. Я почти спала стоя, и Квентин меня поддерживал. Порой он что-то тихо говорил и гладил меня по волосам.

Повеяло холодным воздухом: мы сошли на берег и сели в кэб. Помню, как всхрапнула лошадь и как Квентин поднял меня и усадил на диванчик.

В темноте он наклонился и поплотнее запахнул на мне свой пиджак.

– Ты замерзла, – сказал он, обняв меня за плечи. Хотя он был без пиджака, я почувствовала, как меня обдало жаром.

– Почему веселиться так утомительно? – пробормотала я полушутя.

– Потому что трудно быть все время самим собой.

Мне нравилось слышать его голос, доносившийся как бы издалека. Я все еще была в полусне, надышавшись морским воздухом.

– Разве? – спросила я.

– Общество устроено таким образом, чтобы мы стали теми, кем нам на самом деле не хочется быть.

От этой фразы я сразу же проснулась.

– И тебе тоже?

– Да. Долг и семья. Я почитаю и то, и другое, но по-своему.

– Тебе повезло, что ты нашел свой путь.

– Я дорого заплатил за каждый шаг, Нелл. Никому не везет просто так. А как ты считаешь, я создан для той жизни, которую веду?

– Она тебе не нравится?

Стенхоуп молча покачал головой.

– А женщина не могла бы… – нерешительно начала я.

– Могла бы.

– Но не я.

– Почему?

– Слишком поздно.

– Как сказать. Знаешь, как ты выглядишь в эту минуту?

– Ох, наверняка кошмарно! – Вспомнив, что я сейчас предстану перед Ирен, я вдруг осознала, какой у меня позорный вид. Я попыталась сесть прямо и начала приглаживать растрепанные волосы.

Квентин отвел мои руки: