Онлайн книга «Французская защита»
|
Он поднялся с дивана и, отложив книгу, направился к двери. — Кто? — спросил он по давней московской привычке, прежде чем щелкнуть замком. Молчание. Виктор пожал плечами и направился, было в гостиную, как снова раздалась трель. Он быстро вернулся и распахнул дверь. На пороге стояла Женевьева. По одному ее взгляду Одинцов понял, что женщина выпила. В нем как будто был виден блеск глаз хищницы, приготовившейся к прыжку на жертву. Они молча смотрели друг на друга. — Что? Не ожидал? — первой заговорила француженка. — Долго я буду стоять на площадке? — Проходи! — Виктор сделал шаг назад, посторонился, пропуская незваную гостью. В этот миг, почему-то нелепо вспомнился старый анекдот: в Москве из Татарстана получили жалобу-требование отменить поговорку: «Нежданный гость хуже татарина». Долго думали в Кремле и постановили: впредь говорить — «Нежданный гость лучше татарина!» На улице только что прошел дождь, и по чистому паркету гостиной четко отпечатались следы женских туфель из крокодиловой кожи. Французы не снимают обувь, даже заходя в чужой дом. Женевьева дошла до дивана и мягко опустилась на его кожаную поверхность. На ней была надета короткая черная юбка, тонкий модный свитер и, как всегда, черные, эротичные чулки от Cascharel. — Ну-с, здравствуй, дорогой Виктор! — с иронией и привычным ударением на последней гласной имени Одинцова, произнесла гостья. — Я вижу, ты не очень рад моему визиту? Одинцов молчал, разглядывая француженку. «Как она узнала, что сегодня утром Симона улетела в Лондон? Иначе она вряд ли пришла сюда…» Он взял стул, поставил его напротив дивана. Сел, раздвинув ноги и облокотившись локтями на спинку. — Здравствуй, Женевьева! Признаюсь, не ожидал, что ты придешь прямо сюда… Ведь знаешь, что я живу не один. — И я от себя не ожидала… — усмехнулась француженка, — но уж сильно соскучилась по тебе. Ведь ты так и не выполнил своего обещания… — В последний день заключения? — уточнил Одинцов. — Именно. Женевьева внимательно разглядывала свой маникюр. — Мы об этом уже говорили. К чему возвращаться, если я решил… — Что ты решил? — перебила француженка. — Обычно решаю я! Это — мой жизненный принцип! В темных оливках глаз собеседницы замелькали гневные искорки. «Не хватало мне еще здесь скандала… — подумал мужчина, — но она, я чувствую, пришла не просто так..». Женщина словно прочла его мысли. — Да, я пришла сюда не только для того, чтобы посмотреть на тебя. Я знаю, что твоя подруга в Лондоне. Кстати, ты не боишься снова отпускать её одну? Искры вылетали из глаз отвергнутой женщины, превращаясь в невидимые лезвия; они резали душу Виктора, кололи незаметными льдинками страха, боязни за Симону. Одновременно откуда-то снизу поднималась волна неприязни, и даже агрессии, кулаки мужчины непроизвольно сжались, на лице заходили желваки. Он вспомнил ту историю, когда Симона после встречи с Леней Гельфандом оказалась в лондонском госпитале. — Не боюсь. Она не маленькая девочка. И вот о чем я хотел спросить тебя давно. Но все случая не было. — Спрашивай. Я отвечу на все твои вопросы. — Это имеет смысл делать только в одном случае. — В каком? — Если ты честно ответишь на них. — Естественно, я буду честна перед тобой. Принеси мне, пожалуйста, виски со льдом! — А тебе не много ли будет алкоголя сегодня? — В самый раз! Ты думаешь, я пьяная? — усмехнулась француженка. — Вовсе нет! И, кстати, приехала к тебе на своей машине… — Ну, хорошо… Виктор ушел на кухню, достал из бара «Чивас Регал», плеснул виски в бокал и добавил кусочек льда. — Ну-с, о чем ты меня хотел спросить? — глаза Женевьевы уменьшились в ироничном прищуре. Она высоко закинула правую ногу на левое колено, обнажив ажурную вязь верха чулок. — Давай, выпьем за нашу неожиданную встречу! Что у тебя в бокале? Бордо? — Да, ты угадала… — мужчина сделал пару глотков, встал со стула и подошел к гостье, почти касаясь коленями ее ног. Пауза. — Скажи мне, Женевьева, история с моими фотографиями в прессе накануне матча с Леконтом — твоя работа? — Не совсем… — усмехнулась француженка. — Как это понимать? — Просто я честно ответила на этот вопрос. — Так кто же меня… — Люди из спецслужб. Они явно перестарались. К тому же, это не повлияло на твое настроение в матче с Патриком. — И ты знала об этом? — Конечно. — Из каких источников? — Из разных. В том числе из прессы. Ведь такие фокусы не делают кло-шары? Только спецслужбы и никто другой. — Логично. Тогда ответь — с Симоной в Лондоне, — кто? Женевьева молча допила виски, достала сигарету и выжидающе посмотрела на Виктора. Тот, не двигаясь, стоял перед ней. «Ждет, что сейчас побегу искать зажигалку… Перебьется!» Женщина опустила руку в свою сумочку, и, пошарив там, достала дамский пистолет. По лицу Одинцова пробежала тень. Четко очерченные темно-бордовой помадой губы француженки скривились в пьяной ухмылке. Она медленно подняла руку с оружием, почти уперев ствол в живот Виктора, и тихо сказала: — А вот эту твою Симону я бы лично… И нажала на курок. Раздался негромкий щелчок. Пламя вылетело из дула пистолета и коснулось кончиком светлой рубашки мужчины. Одинцов инстинктивно отпрянул. Женевьева наклонила голову и прикурила от своей зажигалки-обмана. В голове мужчины мелькнула шальная мысль: «Выбить бы ей мозги…!?» Женщина вскинула голову и произнесла: — Что? Неужели испугался? Храбрый рыцарь, претендент на мировую шахматную корону?… Пчм… — Я тебя спросил. Ты не ответила! — жестко проговорил Одинцов. — О Симоне то? Да, в Лондоне этот идиот Лёня Гельфанд чуть не отправил её к праотцам. Перестарался, однако! Видишь, к чему приводит неразделенная любовь? Он страстно желает её, она отвергает его ухаживания. Месть! Ты, Виктор, когда-нибудь в жизни чувствовал, как отвергают твою любовь?? Страстную, всепоглощающую!! Нет?? Одинцов молчал. Француженка переменила положение ног и продолжила, глядя мимо Виктора: — Тогда ты — счастливый человек, если не чувствовал такой боли! Такого унижения! Когда ты хочешь подарить весь свой мир лишь одному человеку на Земле, а — не можешь! Он отвергает твой бесценный подарок! Выбрасывает его, как ненужную вещь! Как старую куклу! Как обмусоленную тряпку! Твою любовь! Почему?? И ты задаешь себе миллион раз этот вопрос. Ты не можешь заснуть до утра, думая об этом! И тогда другая страсть постепенно захлестывает душу отвергнутого человека. |