Онлайн книга «Боги и люди»
|
Но вернемся в 1777 год. В Царском Селе в парке на скамейке сидит Екатерина со своей вечной наперсницей Марьей Саввишной Перекусихиной. «Теперь осталось найти человека, которому возможно было поручить сию миссию. И я думаю об этом все время». Мимо скамейки проходит роскошный петербургский щеголь. «Сад был открыт мною для публики, и я любила вот так сидеть и наблюдать за новыми модами, за человеческими физиономиями». Даже не повернувшись в сторону императрицы, щеголь прошествовал мимо. Гордо запрокинута голова. В руках трость. – Ишь какой важный, – усмехается Марья Саввишна, – и не оглянется! – А годков этак десять назад ох как бы оглянулся! – добродушно улыбается Екатерина. – Видать, устарели мы с тобой, Марья Саввишна!.. «Но кого назначить? Рибаса не стоит. Он человек Потемкина. Григория Александровича в это дело не надо путать. Тогда кого?» – Гришка-то твой, Орлов, – начинает меж тем Марья Саввишна рассказывать петербургские новости, – совсем с ума посходил. Хочет жениться на Зиновьевой Катьке, фрейлине, сестре своей двоюродной. Образумь его, матушка! Святое церковное постановление нарушает: сестра ведь. Не пройдет ему сейчас, это ведь не раньше! – Да, это ты права. Пожалуй, они не простят ему, – задумчиво говорит Екатерина. И добавляет: – Да разве их, Орловых, остановишь? Безумны в желаниях и удовольствиях! – Останови его, матушка. Погибнет он. – И Марья Саввишна зашептала: – Григорий Александрович Потемкин Совет решил собрать… Как Гришка-то поженится – Совет сразу будет. Брак отменят, а их обоих в монастырь постригут. Точно знаю. – Да, Григорий Александрович человек решительный. Скажи, а любят его у нас? – Очень. Двое – ты, матушка, да Господь Бог. «Ну что ж, именно такой человек мне необходим. Всегда должен быть тот, кого очень не любят. Только тогда монарх может быть благодетелем. Значит, Совет? Ну что ж, кажется, я нашла себе человека. Да, я была уверена – этот безумец женится. Так оно и произошло. И когда Совет собрался, я не стала оказывать никакого давления. Я разрешила им свободное волеизъявление». Июнь 1778 года. Кабинет императрицы в Царском Селе. Входят Панин и Вяземский. – Слушаю вас, господа. – Совет единогласно постановил… – торжественно начинает Панин. «Никита Иванович Панин по-прежнему помешан на значении Совета. Эта игрушка кажется ему некиим зародышем будущего ограничения власти самодержца. Горбатого могила исправит». – Совет постановил брак Григория Орлова расторгнуть и, подвергнув обоих церковному покаянию, сослать в монастырь. Абсолютным большинством мы так решили, матушка. – Только граф Кирилла Разумовский был против, – поправил Вяземский и добавил с удовольствием: – Он сказал: «Еще недавно вы все были бы счастливы, коли граф Орлов удостоил вас хотя бы пригласить на свою свадьбу. Вспомните обычаи наших кулачных боев: лежачего не бьют». – Абсолютное большинство голосов, – будто не слыша, повторил Панин. – Прошу вас, Ваше величество, подписать решение Совета. – Не могу, – в ужасе прошептала императрица, – рука отказывается. Не могу подписать против человека, которому стольким обязана… Увольте, господа. – Но это решение Совета, – в растерянности начал Панин, – речь шла о свободном волеизъявлении. «Как он поглупел! Старость…» – …Не могу. Увольте, господа!.. Не заставляйте меня страдать! И тогда вступил Вяземский: – А я скажу по-простому, матушка: не можешь и не надо. Мы все рабы твои. И что тебе сердце подсказывает, то и исполним. Дверь в стене неслышно отворяется – и появляется высокий сорокалетний красавец Семен Гаврилович Зорин, флигель-адъютант и новый фаворит императрицы. «Он олицетворение мужественной красоты, но удивительный неуч. Я пыталась привить ему вкус к государственным делам и хоть как-то обучить его. Но он годится лишь громким голосом объявлять имена посетителей. Из него вышел бы отличный лакей. Впрочем, и это тоже талант». – Князь Григорий Григорьевич Орлов в приемной. Из Санкт-Петербурга пожаловал, – важно объявил Зорич. Яростное движение Панина, Екатерина насмешливо глядит на него. – Зови, душа моя, несчастного князя, – благостно обратилась Екатерина к Зоричу. – Ты ведь знаешь, я для него свободна в любое время. – И, улыбнувшись, сказала: – Ступайте с богом, господа! В кабинете Екатерины сидел Григорий Орлов, уронив голову на руки. – И чего молчал?.. И зачем таился?.. – Не смел. не смел открыться, – бессвязно шептал Орлов. Она нежно дотронулась до его волос: – Ах, батюшка Григорий Григорьевич, все ты забываешь, что я прежде всего твой друг, потом твоя императрица. А уж потом – все наше прошлое, вся наша любовь. Вон указ Совета лежит. Что ж теперь делать, Гриша? Развод, да в монастырь? – Извлекла она меня из бездны. Ангел она во плоти. Утешение она мое. И тоже Екатериной кличут. И как имя ее назову, тебя вспоминаю. Люблю только тебя! Сама знаешь, всю жизнь! «До чего простодушен. Даже в хитрости… А все-таки приятно…» Екатерина молча расхаживает по кабинету и наконец объявляет торжественно: – Мое решение, князь: я назначаю молодую княгиню Орлову из фрейлин в мои статс-дамы. – Матушка! – Григорий упал к ее ногам. – Из бездны спасаешь! – Ох, Гриша, – гладила она по голове лежащего у ее ног Орлова. – Что мне из-за тебя вынести придется! Каким курцгалопом скакать между Потемкиным и Паниным!.. Я жалую ей также орден Святой Екатерины и бесценный туалет из золота такой прекрасной работы, что, клянусь, не многие королевы могут таким похвастать! – За что убиваешь благодеяниями? – бессмысленно шептал Орлов. – Из тьмы вывела!.. – Ах, Гриша!.. Не хватает мне тебя! Так не хватает сейчас. – Она посмотрела на него долгим взглядом. – Никак стряслось что, матушка? – вдруг деловито спросил князь. Она кивнула. Князь тотчас поднялся с колен, уселся на стул и внимательно взглянул на Екатерину. – Женщина есть для меня опасная, страшная для меня. – Значит, и для нас страшная. Что твое, то наше! – Привезти ее надо, в Россию. – Привезу. – Ох, Гриша. Ты отважен, да прост. Да некому поручить. – Выкраду. – Не надо так сложно, она не пугливая. Как птица ручная. Так донесли мне. – И, помолчав, добавила: – Надо ее тем же манером. – Она остановилась. – Каким манером? – прошептал Орлов. |