Онлайн книга «Истории про любовь»
|
«Будет артисткой!» Все это происходило под Москвой, а совсем не в Кокчетаве, где еще верят, что «в артистки» надо ехать в Москву и завоевать талантом сияющую столицу, как в конце твоего стихотворения, Женя. Она поехала… Вчера я встретил ее на улице. Она только что приехала в Москву и шла в ГИТИС, или в «Щуку», или в «Щепку», или во МХАТ. И это было нашим вторым свиданием после ее смерти… …Ковер, на котором она лежала… Она вошла во двор и прочла объявление: «Абитуриентов прослушивают в тире». Маленькая головка на теле Венеры, точеные черты Натали Гончаровой и волосы, перехваченные черной ленточкой… Пушкинская красавица в хипповой диадеме! О, как она орала в тире: «Я – Мэрлин!.. Я – героиня самоубийства и героина!» Молодые режиссеры широко улыбались и слушали стихи Вознесенского про самоубийство Мэрлин Монро. (О, как она им нравилась!) И «сам» широко улыбался — эта красавица, полная сил и здоровья, что она знала про самоубийство? Про самоубийство и героин? (О, как она ему нравилась!) «На обороте у мертвой Мэрлин…» Она победно вышла из тира. И жались к стенке, стараясь не глядеть на нее, жалкие соперницы. «Звезда абитуриентуры» — так ее назовут после трех лет ее поражений, когда она узнает, каково вглядываться в тускло напечатанные списки принятых, а потом кружить вокруг канцелярии со сводящей с ума надеждой — а вдруг пропустили? А вдруг пропустили ее фамилию? Такую смешную фамилию… И режиссер, который набирал этот курс, которому она так нравилась тогда в тире во время отстрела юных дарований, не объяснит ей, что такое звонки по телефону, сводящие с ума звонки по телефону — звонки знакомых и родственников, звонки сподвижников и сподвижниц по театру, звонки из вышестоящих организаций, звонки из нижестоящих организаций, звонки с просьбой об элементарной человечности, звонки с угрозами и истериками, звонки с проклятьями и воплями… И он положит ее смешную фамилию на алтарь этих звонков, как жертвоприношение во имя того человеческого, которое всем нам так не чуждо. В конце концов, на алтарь и следует положить самое прекрасное… А вместо нее выберут кого-то из этой толпы «позвоночных» дурнушек, которых сейчас она так презирает. Возьмут некрасивую дочь красавцев родителей (природе нужен отдых)… О, бездарные отпрыски кумиров, сводивших с ума в шестидесятые! Ваши знаменитые фамилии никогда не уйдут с нашей сцены! И профессия актера скоро станет у нас наследственной, как в древней Индии… …Ковер, на котором она лежала… Но это все еще впереди, а пока она идет по московским улицам — победительница первого тура ГИТИСа, а может, «Щепки», или «Щуки», или МХАТа. Идет Актриса! А всего через две недели… Ох, как они забегают всего через две недели — отвергнутые возлюбленные театра! Разговоры в отчаянии: «Сказали – есть места в Институте культуры…» «Набирает дополнительно Воронежское училище…» «Говорят, недобор в Ленинграде, в Эстрадном…» И, только намаявшись, наскитавшись по столицам и весям, они дадут телеграммы – крики о помощи — и, получив переводы, отъедут навсегда в свои тихие городки… Но отъедут слабейшие. Актрисы останутся. Здесь самое место выйти музыкантам, например, из джаз-рок-ансамбля «Арсенал», и пусть золотая железка Алеши Козлова сыграет нам что-нибудь про вечную надежду вместо того, чтобы рассказывать, как они устроились дворничихами по жэкам, воспитательницами по яслям, работницами по прачечным, нянечками по инвалидным домам и больницам — повсюду, где дефицит в рабочей силе, продолжая грезить (саксофон), продолжая мечтать (бас-гитара), как они вернутся летом в стрелковый тир, чтобы снова и снова тщетно бросаться на шею капризному возлюбленному – театру (синтезатор). (И прости за безвкусные строки…) А пока они ходят вечерами в самодеятельные театры-студии, где они пройдут школу жизни настоящих актеров, научатся курить, отрежут косы, и… Скучно повторять эту банальную историю. А те, кому совсем повезет (совсем-совсем повезет), познакомятся с посетившим случайно студию настоящим режиссером. Знаменитым настоящим режиссером. Ах, какое это удачное знакомство: «Он меня увидел и сразу все про меня понял… Он сказал: «Вы – моя актриса. Через год я буду набирать себе курс…» Самое смешное, он это действительно сказал. А потом ее сборы на свидание, лучшие из туалетов ее подруг: Маринины шерстяные носки, Динина юбка и ломовая кофта Насти, которую Настя взяла поносить у Веры из студии «У Никитских». По дороге она останавливается у всех афиш его театра, она читает его фамилию, замирая от букв его имени… И люди рядом читают. (Глупцы, они не знают…) «Я у вашего дома, я только не знаю куда, вы забыли сказать…» Его квартира. Афиши, афиши, афиши его театра… Холод и дрожь, когда раздевают, и страх показаться неопытной… Потом его бегство в ванную, и вот уже (какой он старый!) старый человек прощается с нею осторожно и мило: |