Онлайн книга «Часы от президента»
|
– Алле? Выслушав сообщение, коротко ответил и дал отбой. Потом пояснил специально для майора: – Они подьехали. Чемодан забрали. Проверили… – Все в порядке? Вопрос был задан невпопад, но Асхабов только махнул рукой: – По машинам! Колонна развернулась и пошла в сторону крепости. Но примерно через семьсот метров головной БТР нырнул вправо и почти не считаясь с отсутствием дороги запрыгал по руслу высохшей речки. Стало не до расспросов. Виноградова и его спутников без пощады швыряло от борта к борту и главное теперь было – не прикусить язык и уберечь голову от самых болезненных ударов. Наконец, бронетранспортер застыл на месте – и Владимир Александрович уткнулся носом в спину здоровяку с переднего сиденья. – Вылезаем? – Да, пошли… Быстрее! Белую «мазду» с тонированными стеклами заметили почти одновременно: – Вон они! Все точно. Пошли? – Спокойно. Микроавтобус заполз передком на огромный валун, и стоял, почти уперевшись своими японскими фарами в небо. Вокруг, конечно, ни души. Однако, вместо того, чтобы сразу броситься к «мазде», Асхабов послал две группы на осмотр окресности – попадать в засаду ему больше не хотелось. Потом вперед пошли бородач с миноискателем и ещё один сапер, и только после них командир гвардейцев приступил к самому главному. Кабина была пуста. – Ну, во имя Аллаха! Задняя дверь микроавтобуса открылась легко, без скрипа. – Господи… На дне салона лежали два тела, накрытых большим и тяжелым куском брезента. – Отойди-ка, майор! – Асхабов перегнулся внутрь, насколько это было возможно, и потянул на себя дальний край материи: – Живой! Живой, да? Тут и Владимир Александрович не разглядел даже, а угадал какое-то шевеление: – Самошин? Ну, бляха… Живой! Журналист был крепко-накрепко, по рукам и ногам спеленут парашютными стропами. Шея его профессионально фиксировалась петлей-удавкой, которая при этом удерживала ещё и забитый в рот кляп. – Нож есть? А то задохнется от радости! Опережая Асхабова, майор до конца сдернул с лежащих брезент: – Гвоздюк? – Вах-х… Второго журналиста никто не связывал. Нужды в этом, собственно, не было. Длинное, нескладное тело телевизионного оператора оказалось мертвым: одна ладонь у сердца, другая сжата в кулак. На запрокинутом лице, вокруг синих губ темнели кровоподтеки. – С ним что – все? Точно, да? – Не хотел верить себе Асхабов. Владимир Александрович убрал руку с шеи покойника: – Да. Уже давно… – Ах, билять! Порву, падлы! И в этот момент тихо, по-кошачьи всхлипнул Самошин… * * * Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель: – Спит? – Заснул. – Асхабов прошел к столу. – Убирать? – Да, пожалуй. Мне достаточно. Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф: – Ладно. Аллах простит. Верно, майор? – Не знаю. Я православный, нам разрешается… Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту. Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати… – Успокоился хоть немного? – Ну, в общем – да. Развезло парня, но это и к лучшему. На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю. О главном говорить не хотелось. – Оператора жалко. – Этого, второго? Да, конечно. Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой – убивая. Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор… – Он что, действительно здорово пил? – Да, постояннно. Зашибал… – Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка. – Он с какого года? – Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея. Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался – умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились – ан, уже поздно! Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было – пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор. Да ещё бок о бок с мертвецом. Майора передернуло: – Значит, что у нас получается? – Да, собственно, хорошего мало. Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось. Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере… Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался – вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы. Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие – каменный век, но жить можно. Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги – все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин… Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова. |