Онлайн книга «Прощальный поклон капитана Виноградова»
|
Возвращение его тронуло окружающих ничуть не больше, чем отсутствие: одинокий безработный пьяница – кому нужен? кому интересен? Соседи считали, что Иван Тарасович уехал на жительство к дочери, а случайные собутыльники успели уже забыть и о самом Лукашенко, и о трагическом содержании полученной им некогда телеграммы. Если кто и озаботился, то только коммунальные службы, напихавшие в почтовый ящик несметную уйму уведомлений о неуплате за свет, газ и прочие блага цивилизации. Неизвестно, в какой момент и почему незаметный, тихий до той поры Иван Тарасович понял, что ему следует сделать. – Як последнюю падлу… Мало ли какие мысли приходят в голову человеку, вернувшемуся с того света после черепно-мозговой травмы. Какие озарения могут наступить бессонными, жуткими больничными ночами, под стоны и крики соседей по палате? Когда одиночество заставляет вновь и вновь перебирать в памяти осколки событий, фраз, поступков? Имена, прозвучавшие в разговорах с покойницей-дочерью, лица, улыбки, взгляды… Лукашенко решил убить. Убить себя – потому что не было смысла в дальнейшем существовании на этой земле. И еще одного человека убить – генерального директора «Первопечатника» господина Удальцова. Потому что именно Андрей Маркович был во всем виноват. Если бы спросил кто-нибудь, отчего так решилось, он наверняка и не знал бы, что ответить. Но спросить было некому, а сам Иван Тарасович не спешил поделиться с окружающими своим открытием. Он обстоятельно, не торопясь, как все, что делал в своей жизни, подготовился к осуществлению плана. Продал то немногое ценное, что еще оставалось в доме, – но деньги, вырученные от этого, вопреки обыкновению не пропил. Смастерил из деталек, в незапамятные времена неизвестно зачем принесенных домой, простенький электродетонатор. Повеселел даже. – Тащи с завода каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость! – напевал он, забивая матерчатый пояс-набрюшник оставшимся от прошлогодних поездок за рыбой толом. Взрывчатка похожа была на дешевое хозяйственное мыло и пахла военным детством. Собрался на скорую руку. Побрил щетину. Хотел зайти в церковь, но вспомнил, что христиане самоубийц не жалуют – и отправился в железнодорожные кассы, за билетом до Питера. В один конец… Дом на улице Павловича он нашел без труда. – Вы к кому? – остановил Ивана Тарасовича охранник. – Я до Андрея Марковича. – У вас назначено? – Нет, сынку. – А по какому вопросу? – Вид посетителя внушал охраннику не то чтобы опасение, но нечто, отдаленно похожее на тревогу. – Извините! В стороночку… Лукашенко подвинулся, пропуская к турникету какого-то дядечку с лысиной: – Пожалуйста. Охранник внимательно глянул на разовый, выписанный в бюро пропуск, потом с ног до головы ощупал лысого специальным детектором: – Что это у вас звенит? – Ключи! – Посетитель без препирательств и разговоров продемонстрировал металлическую связку. Охранник еще раз проверил: – Всё? – И убедившись, что действительно – всё, пропустил его в офис. Потом перевел взгляд на Ивана Тарасовича: – Так по какому вопросу? – Я по этому, как его… личному! – выдавил Лукашенко. Он уже понял, что дальше поста со своим самодельным взрывным устройством не пройдет ни за что. – По личному надо договариваться. Вон, телефон в холле… Да нет, справа. Позвоните секретарю, она все объяснит. – Спасибо, сынку! Иван Тарасович подошел к аппарату, набрал номер, что-то для виду стал говорить насчет своего магазина в Киеве… Выслушав объяснения и совет обратиться к директору по сбыту, повесил трубку. Постоял, изучая красивый рекламный стенд, на центральной фотографии которого ласково улыбался читателям господин Удальцов. – Вот ты який… Теперь он решил действовать по-другому. Ведь этот самый Андрей Маркович когда-нибудь выйдет из здания? Выйдет! Вон, машина, самая большая из стоящих перед издательством, – наверное, его? Выйдет, шагнет через тротуар… Лукашенко встал перед матово-стеклянным фасадом «Первопечатника» так, чтобы в нужный момент успеть приблизиться к господину генеральному директору. Чтобы схватить его, стиснуть и тысячу раз повторенным в мечтах движением соединить контакты запотевшей в кармане ладонью. Взрыв! Очистительный взрыв – и зло погибнет. Погибнет. Так что цена уже будет совсем не важна… * * * – Согласитесь, история с самого начала попахивала кустарщиной. Этакая клубная самодеятельность, верно? – Ничего себе! – Виноградов представил себе кадры телевизионного репортажа: залитый кровью асфальт, тела прохожих… – Я имею в виду чисто техническую сторону, – поправил Михаил Михайлович. – Подрывное дело требует специальной подготовки. – И зачем-то добавил: – Это вам не рыбу глушить! – Так почему все-таки рвануло? – Трамвай… Представляете себе: поворот, провода на дожде заискрили, дали очень мощный электрический разряд. А детонатор у покойного Лукашенко был практически без степеней защиты. Несколько метров они прошли в тишине. Во-первых, требовалось подвести некую символическую черту под этой частью беседы, да и сам процесс ходьбы требовал внимания. Вдоль дорожки, по обе ее стороны, тянулось холодное серое месиво, и нужно было очень аккуратно ставить ноги, чтобы не поскользнуться и не набрать воды в туфли. – Вообще-то омерзительное зрелище – первый осенний снег. Верно? – Ну, поначалу смотрится неплохо. Но утром… Скажите, Михаил Михайлович, я правильно высчитал схему? – Да. – Вопреки ожиданиям Виноградова, собеседник ответил просто, без условий и оговорок. Они уже вышли за ограду кладбища, когда спутник Владимира Александровича заговорил – судя по интонации, он не просто рассказывал адвокату обоим прекрасно известные вещи, но старался его в чем-то убедить: – «Первопечатник» получал от фиктивной реализации пятидесятитысячного тиража каждой толстой книги примерно пятьсот миллионов рублей. При фиктивных же затратах примерно в четыреста, показывая прибыль с каждого нового издания в сотню «лимонов». – Хороший бизнес! – Да, неплохой. Но фактически тратилось на тираж миллионов сорок пять, редко больше. Виноградов кивнул: – Точно! И по моим прикидкам – процентов двенадцать – семнадцать. – Они покупали рукописи, не читая, лишь бы набирался нужный объем. Гонорары платили неплохие, причем все официально. И за оригинал-макет тоже: оформление, набор, верстка, корректура… На круг – миллионов тринадцать. А дальше начинались чудеса. Бумага, полиграфические материалы, типографские работы и прочее обходилось им в десять раз дешевле, чем по всем документам! Знаете, за счет чего? |