Онлайн книга «Миндаль цветет»
Она остановила грустный взгляд на Рексе, который бежал по направлению к Доре. – Говорят, что наука всемогуща, а она даже не может найти способ выпрямить искривленную ножку ребенка. Паскаль зашевелился. Как все подобные ему люди, он не любил слушать жалобы. – Хромота Рекса нисколько не будет мешать ему, – сказал он небрежно. – Рост его для его возраста вполне нормальный; по всей вероятности, как и все мы, он будет высокого роста. И он красивый малый. Рекс посмотрел на них в то время, как говорил его дядя. Он стоял, освещенный солнцем, на ступеньках террасы так, что недостаток его не был заметен. Когда Джи взглянула на него, лицо ее приняло мягкое выражение, и рот немного дрогнул. – Конечно, – сказала она, – можно сделать особые стремена, и так далее; все можно устроить… – Что, он нервный? – небрежно спросил Пан голосом, в котором уже не слышалось того интереса, с которым он говорил о Доре. Его инстинктивно отталкивал физический недостаток Рекса: он оскорблял в нем чувство прекрасного, которое он развил в себе почти до болезненности. Мальчик вызывал в нем чувство отвращения, проявляющееся у некоторых людей, когда они видят какую-нибудь ненормальность в жизни или в человеке. Джи рассмеялась. – Дорогой Пан! – насмешливо сказала она. Ее тон и смех заставили Пана насторожиться. Его тщеславие было оскорблено; он привык, чтобы все женщины, как старые, так и молодые, перед ним преклонялись. Немного зажмурив глаза, он сказал с едкой улыбкой: – Да, это очень грустно, что Дора выше его ростом. – Дора почти на три года старше Рекса, – резко ответила Джи. Она встала, подошла к Рексу и, взяв его за руку, пошла с ним, стараясь закрыть его собой от глаз Пана. Рекс весело пошел с ней. Он обожал ее, не боялся ее, и между ними установились простые дружеские отношения. Он был вполне еще ребенком и обладал чисто детской беспечностью и прелестью. Про него нельзя было даже сказать, чтобы он был преждевременно развит, и все-таки он обладал какой-то особой понятливостью. Это, может быть, происходило от его недостатка, или же в этом сказывалось постоянное влияние Джи. Кроме того, на его умственном развитии не мог не отразиться кочевой образ жизни, который он вел в течение своего раннего детства. Джи очень рано выучила его читать, и в возрасте восьми с половиной лет он уже читал все, что ему вздумается. Он очень любил лошадей и бокс и читал все, что касалось этих двух предметов. Кроме того, чисто по-детски он обожал истории с феями и веселые сказки. В его речи часто встречались иностранные слова: это объяснялось тем, что Эмилия говорила с ним по-испански, а Джи – по-французски. Вообще речь его была замечательно точна, и во всем, что он говорил, чувствовалось сознание собственного достоинства. Джи с ранних лет внушила ему, что он должен занять в доме пустующее место своего отца; понятно, ему, как всякому ребенку, нравилось разыгрывать роль хозяина. Конечно, при всем его благоразумии и у него бывали дни, когда он капризничал, бесновался, предъявлял чисто детские требования. Опыт, который произвела Дора с верховой ездой, не давал ему покоя. Он не хотел отставать от нее. – Джи, – сказал он. – Что, милый? – Мне бы тоже хотелось поездить верхом. Что вы об этом думаете? Джи пожала его руку, которую она держала в своей. – Ты еще очень мал. – Я мог бы ездить на совсем-совсем маленьком пони, моя дорогая. У него было несколько ласкательных названий, которые он применял, только когда разговаривал с Джи, что ее очень трогало. – А ты не думаешь, что тебе будет страшно? – Доре ведь не было страшно. – Дора старше тебя. – И не все ли равно: если уж будет страшно, то позднее не меньше, чем сейчас! Он остановился, загораживая ей дорогу, и стал настойчиво просить: – Я вас прошу, зайдем на минутку в конюшню. Они зашли. Был как раз полдень: в конюшне никого не было, и только долетавший откуда-то сверху плеск воды нарушал тишину. – Вот здесь стоит Руфус, – сказал Рекс. – Сэм уверяет, что он бешеный, прямо черт. Джи рассмеялась и вошла в стойло. Руфус откинул уши, задрожал и стал озираться, выкатив белки глаз. – Посадите меня на него, посадите, пожалуйста! – попросил Рекс, весь дрожа от возбуждения и теребя рукой свои волосы. Джи подняла его, но была недостаточно высока, чтобы посадить. Тогда Рекс ухватился за гриву и влез на лошадь. Руфус начал лягаться и бросился к выходу, но Джи загородила ему дорогу; она не знала чувства страха, и, хотя перед ней мелькали в воздухе копыта и она видела перед собой дикие глаза рассерженной лошади, она не двинулась с места. Рекс вскрикнул, и Руфус как по команде остановился, роя землю копытами и постепенно успокаиваясь. Джи сняла мальчика; ни тот, ни другая не проронили ни слова. Когда они собрались уходить, они увидели, что Гревиль с Дорой стоят перед воротами конюшни, во дворе; они видели всю сцену. Джи слегка покраснела; она встретила улыбку Гревиля. – Ах, ты тоже здесь? Не правда ли, как жарко? Я думаю, пора идти завтракать. Джи держала Рекса за руку; она почувствовала, как рука его задрожала. Гревиль взглянул на часы, которые были у него на руке, а потом, остановив насмешливый взгляд на Рексе, спросил его: – Все еще страшно? – Нет, – ответил Рекс с легкой дрожью в голосе. Гревиль засмеялся. – Дора научит тебя, – сказал он, поддразнивая его, – она не боится. Рекс посмотрел на него в упор твердым взглядом; краска бросилась ему в лицо. Он высвободил свою руку из руки Джи и, неловко подскочив к Пану, задыхаясь, бросил ему в лицо: – Вы – вы скотина! Наступила минута общего молчания, затем Джи повелительным тоном сказала: – Рекс, немедленно извинись перед дядей. Рекс взглянул на нее и прочел в ее взгляде немую просьбу; краска медленно сбежала с его лица, и, подойдя к Гревилю, он самым спокойным голосом сказал: – Дядя Пан, я прошу извинения. Он постоял еще минуту, а потом медленными шагами пошел один через двор, направляясь к дому. Джи последовала за ним. Когда Дора и Пан остались одни, она строго посмотрела на него и сказала: – А знаете, вы в самом деле вели себя безобразно. Мальчики терпеть не могут, когда над ними смеются в присутствии девочек. Взрослые мужчины тоже этого не любят. – Разве, а почему? |