Онлайн книга «Миндаль цветет»
– Я люблю смотреть на вас, когда вы в постели, – заметил он. – Вот Эмилия – совсем другое дело, она в постели прямо страшная. – В самом деле? – рассеянно сказала Джи. – Да, в самом деле; у нее в волосах бумажки, а вы такая прелесть! – Ты льстишь мне. – А разве вы это не любите? – спросил он, запуская ложку в вазочку с вареньем. Джи рассмеялась; он был такой забавный, и все в нем было так мило и естественно. Он посмотрел на нее, облизывая ложку. – Ну, вот это хорошо; я страшно люблю, когда вы смеетесь: у вас глаза блестят как черные звездочки. – Разве ты когда-нибудь видел черные звезды? – спросила Джи, делая вид, что рассматривает письмо. – Нет, но я могу их себе представить. – Ты можешь еще что-нибудь представить себе похожим на черные звезды? – Да, зрачки глаз Доры. Дора хорошенькая, на нее тоже приятно смотреть. – Мой друг, ты рано начинаешь! – Что рано? Можно съесть еще сухарик? – Да, но ты испортишь себе аппетит к завтраку. – К нашему завтраку не дают сухариков и такого варенья, так что это ничего. Съев сухарик, он спустился немного со стула и припал головой к плечу Джи. Эта детская ласка обдала ее волной нежности. – Почему вы выбрали эту лиловую шелковую кофту? – спросил он, теребя оборку ее жакетки. – И отчего в ваших волосах бант такого же цвета? Джи рассмеялась: – Милый мой, я стара и все-таки, как и в молодости, хочу казаться красивой. Даже больше, чем в молодости. И оно так и должно быть. Ты знаешь, наше тело – в некотором роде храм, и мы должны заботиться о его красоте. Что касается моего, я забочусь, чтобы от него пахло духами, которые ты любишь, и украшаю его лиловыми лентами. – Храм… – задумчиво сказал Рекс, рассматривая свои ноги. – Джи, а какие у меня украшения? – Тебе, кажется, очень нравится твое пальто и темно-синий галстук, который мы купили в Париже. Раздался звонок. Рекс выпрямился и обнял Джи за шею. – Мне пора идти, дорогая. Они поцеловались, и он прижался щекой к ее серебристым волосам, около самого лилового банта. – Я люблю вас. – И я тебя тоже. Он выпустил ее и соскользнул на пол. – Ну, ладно. Теперь, вероятно, будут чистить и мыть мой храм. Джи смеялась до слез. – Да, надо надеяться. А потом укрась его в мою честь белым фланелевым костюмом и синим парижским галстуком. – Прекрасно, дорогая. Он вышел, прихрамывая, и стал звать Эмилию. Вошла Суит, чтобы одеть Джи; вид у нее был еще мрачнее, чем обыкновенно. – Теперь будут печальные перемены, – сказала она, как бы смакуя свои слова. Она искренне жалела свою хозяйку, но у нее была такая натура, что горе для нее было источником самого большого удовольствия; есть такие люди, которые любят слушать только погребальные гимны и для которых приятнее пойти на похороны, чем на бал. Взглянув на Джи, она заметила, что в этот день ей можно было дать те года, которые она действительно имела; это редко с ней случалось. Джи потребовала помаду (карандаш и помада были единственными «помощниками» ее в деле сохранения молодости) и стала подводить себе губы, что также было дурным предзнаменованием, так как обычно эти «помощники» пускались в дело только вечером. – Да, мадам, можем ли мы предвидеть, что готовит нам будущее? – сказала Суит. – А что такое? – сердито отозвалась Джи. – Лорд возвратился совсем не таким, как уехал, он стал очень странным. – Смерть его жены была для него страшным ударом. – Да, немногие остаются верны памяти на такой долгий срок. Это было бы большим облегчением знать, что нас будут так долго помнить. Она начала причесывать Джи и с каждым взмахом щетки вставляла какое-нибудь замечание по поводу их жизни в Гарстпойнте. – Все планы изменятся… какая странная жизнь… совсем точно проснешься после сна… Семь лет… Лорд потолстел… Я спрашиваю себя, что же теперь будет… Опять скитальцы… – Суит, поспешите, – резко сказала Джи. Тот же самый вопрос мучил и ее: «Что теперь будет?» Попросит ли ее Тони остаться и быть в доме? Сначала она думала, что она может рассчитывать на такое внимание с его стороны, но потом убедилась, что он забыл самое значение слова «внимание». Она должна выяснить этот вопрос не откладывая; если случится худшее и ей придется уехать, Пойнтерс не так далеко. Рекс может часто навещать ее. Но ей будет недоставать его утром и по вечерам, да и всегда. Она вышла в столовую и застала Тони и Дору за завтраком. – Тони говорит, что я могу сегодня покататься верхом, – сразу выпалила Дора. – Он будет учить меня ездить верхом и охотиться. Какая радость, что вы вернулись, Тони, дорогой! После завтрака, когда Рекс со своим репетитором и Дорой ушли, Джи решительными шагами подошла к Тони. – Мне кажется, что нам надо объясниться, – сказала она. Пан уже раньше заявил, что он в тот же день уезжает в город, а оттуда – бог весть куда. Тони, по обыкновению, молчал, и, когда Джи намекнула о своем намерении вернуться в Пойнтерс, он спокойно сказал: – Я отвезу вас. Джи онемела от удивления. Семь лет – более семи лет своей жизни она посвятила всецело интересам Тони, правда, его доверенные и приказчики работали в имении, но она за всем присматривала. И наконец, дети – Дора и Рекс… Перед ней встал тот памятный вечер, когда Тони приезжал просить ее помощи. Каким он тогда показался ей скучным и отупевшим от горя: она не заметила, что это происходило только от его ограниченного ума. На самом деле это так и было; он страдал вовсе не оттого, что гнался за какой-нибудь недосягаемой мечтой. Никакой мечты у него вовсе не было, и чувства его просто понемногу онемели; но эта бесчувственность, безучастность вовсе не были результатом пережитого страдания – просто это было благодушное прозябание, без всяких воспоминаний, без определенной цели… – Благодарю, – ответила ему Джи, встретив его тупой взгляд. – Я скажу Суит, чтобы она укладывала вещи; я думаю, что я могу выехать до чая. Она нашла Рекса, и они вдвоем пошли в розовый сад; Джи уселась на каменную скамью, а Рекс растянулся на траве. – Я возвращаюсь сегодня в Пойнтерс, – сказала она ему. – Почему? – быстро спросил он. – Твой отец возвратился, и теперь он присмотрит за вами; так будет лучше. – Но я не хочу этого, – сказал Рекс, вскакивая на ноги. – Вы слышите, Джи, я не хочу! |