
Онлайн книга «Салтыков»
— А как брали Данциг? — К нам еще сикурс саксонский пришел. Миних послал Ламотту — французскому командиру ультиматум, что если не сдадут Вейхзельмюнде, то при штурме никакой капитуляции принимать не будем и все будут уничтожены без пощады. Дал им сроку на обдумывание три дня. И двенадцатого июня французы сдали Вейхзельмюнде, а это же данцигский порт. На следующий день капитулировало укрепление Мюнде, которое в основном защищали шведы. Тут уж данцигскому гарнизону ничего не оставалось делать, как тоже сдаться. И двадцать восьмого июня и Данциг сдался с обязательством быть верным Августу Третьему. — А Станислав Лещинский? — Он бежал, переодевшись в крестьянское платье. Миних, узнав об этом, предъявил городу штраф в миллион ефимков, если в течение четырех недель не представят беглеца. — Представили? — Где там. Он же удрал во Францию. Пришлось платить. Мало того, все издержки по осаде города они тоже нам оплатили. — И много получилось? — Тоже около миллиона. Мало того, — улыбнулся Салтыков, — Миних преподнес им штраф в тридцать тысяч за колокольный звон. — То есть как это? — Звонили во время осады, вдохновляли гарнизон. Эти штрафы приходы выплачивали. — А пленных куда? — Ну ясновельможные — Потоцкий, Чарторыйский и Понятовский отдались на милость победителя и ее величества. Миних заставил их присягнуть на Библии на верность Августу Третьему. А пленных французов отправили на кораблях в Кронштадт. Оттуда их перевели в лагерь под Копорье. И что делать с ними, никак не могли придумать. Многие сбегать стали. Сообщили Анне Иоанновне. Она тайно распорядилась, чтобы беглых не искали, не ловили, а которые мастеровые, тех в Петербург доставляли и к делу приставляли бы. Так постепенно лагерь пленных к зиме и рассосался. Кто сбежал, кого пристроили, а последних попросту выгнали под зад коленкой. Петр Первый, тот знал пленным применение, а вот для наследников они обузой оказались. — А куда их Петр применял? — В тяжелые работы, сваи бить, каналы копать. А кто мастеровой, тех к делу, а генералов так некоторых в армию определил на высокие должности. Например, Шлиппенбах через шесть лет после Полтавы стал русским генералом и к концу жизни дослужился до члена Верховного суда Российской империи. Петр Великий очень ценил специалистов. Очень. Да что я вам рассказываю, голубчик, ваш батюшка тому пример. Воевал весьма успешно, конфузий почти не знал. И очень ценим был государем. — Да, да, да, очень, — усмехнулся Меншиков. — Проживи Петр еще лет пять, схлопотал бы мой родитель плаху. — Зачем говорить о том, чего не случилось, голубчик. Да еще и об отце родном. Грех, братец, грех. Александр Данилович под Переволочной пленил шведов, в два раза превосходивших числом его войско. И при том не сделав ни одного выстрела. Это, голубчик, уметь надо. — Но они уже были разгромлены пред тем под Полтавой, деморализованы. — Разгромлены, но оружные же, стало быть, драться готовые. А раненый-то зверь индо опасней здорового. Перехитрил их здесь Александр Данилович, царство ему небесное, перехитрил. А в войне это иной раз важнее перевеса в силе. Меншиков со свойственной молодости иронией покосился на старика. — Вы тоже, Петр Семенович, думаете перехитрить Фридриха? — Как доведется, голубчик, как доведется. Хитрость в сражении придумывается не загодя. — Почему? — Потому как сперва надо угадать, что мне противник уготовил, а сие лишь на поле проявляется, а уж потом свою хитринку супротив евоной придумывать. Своей надо перешибить ее, своей, вот тогда и явится виктория. По прибытии в Познань Салтыков, поприветствовав Фермора, спросил: — Небось догадываешься, Вилим Вилимович, с чем я пожаловал? — Сорока на хвосте еще зимой принесла, Петр Семенович. — Вот рескрипт ее величества, — сказал Салтыков, протягивая Фермеру пакет. Тот распечатал его, вынул лист, развернул, прочел написанное там ровным, четким почерком: «Заблагорассудя нашего генерала, графа Солтыкова (Петра Семеновича) отправить к находящейся за границей ныне под командою вашею нашей армии, вам чрез сие о том дать знать восхотели с тем, что как помянутый граф Солтыков пред вами старшинство имеет, то натурально ему и главную команду над всею армиею принять надлежит, и потому вы имеете оную сдать ему. Но при том мы твердо уверены, что вы тем не меньше службу вашу продолжите, особливо же помянутому генералу графу Солтыкову все нужные объяснения подать, и в прочем во всем ему делом и советом вспомоществовать крайне стараться будете». Фермор прочел рескрипт ее величества и, аккуратно свернув, засунул его в конверт. — Ну что ж, я рад, Петр Семенович, передать вам сии нелегкие бразды. С чего начнем? — А как вы полагаете, Вилим Вилимович? — спросил Салтыков, сомневаясь в радости визави, а оттого предлагая ему самому определить порядок действий. — Я полагаю, надо собрать генералитет. — Я с вами согласен. Сколько это займет времени? — Если немедленно разослать рассыльных и учитывая дальность пути до некоторых отрядов, думаю, на послезавтра можно и созывать военный совет. — Давай на двадцать второе мая, пожалуйста, Видим Вилимович. — Хорошо. — А пока я хочу разобраться с Провиантской походной канцелярией. — Капитан Шиллинг, — обратился Фермор к адъютанту, — проводите главнокомандующего к генералу Дицу. — Идемте, князь, — кивнул Меншикову Салтыков. Провиантская походная канцелярия располагалась в небольшой комнатке соседнего дома. Шиллинг, сопровождавший Салтыкова, услужливо распахнул дверь перед ним и громко отчеканил: — Главнокомандующий, его высокопревосходительство генерал-аншеф Салтыков! Сказано это было для присутствующих в канцелярии, дабы у них не возникло сомнение в отношении этого старика, одетого в милицейскую форму. Явись он без такого представления, чего доброго, и попросят выйти вон: ходят тут всякие. А так мигом вскочили все присутствующие — генерал, бригадир и полковник. — Садитесь, голубчики, — сказал Салтыков, приискивая взглядом и для себя место. — Где бы мне? — Прошу за мой стол, ваше сиятельство, — щелкнул каблуками генерал-майор Диц. — Благодарю вас, генерал, — отвечал Салтыков и сел в кресло начальника канцелярии. — Пожалуйста, генерал, предоставьте мне вашу почту за последний… э-э… скажем, полгода. — Маслов, почту! — скомандовал Диц. Полковник полез в свой стол, вынул две папки, принес и положил перед Салтыковым. — Вот это входящие, ваше сиятельство, это исходящие. — Разберемся, — сказал Салтыков и, взглянув на Меншикова, посоветовал: — А вы, князь, займитесь пока рационами. |