Онлайн книга «Перстень Парацельса»
|
Он резко шагнул вперёд, впился взглядом в мутные глаза Баллона и сквозь них увидел хаос, разрушающий душу и мозг соседа. «Ну что, пришло время?» Перепуганный алкоголик съёжился и попятился к стене. — Ты… чего?! Ответа не последовало. Рыжий почувствовал, что его взгляд неожиданно обрёл плотность луча и одновременно — гибкость петли. Почувствовал и безжалостно перехватил арканом шею пьяницы. «Нет! Ниже!» Взгляд сместился к сердцу. Невидимо, но страшно взял его в тиски и чуть сжал. Баллон схватился за грудь. — Ты чего? — испуганно повторил он. Но Герман не услышал глупого вопроса, поскольку отчётливо переживал упоительное понимание того, что лишь крошечное усилие отделяет его от перехода черты: нужно чуть-чуть прищуриться, и… Герман прищурился. Лицо Баллона помертвело. «Я сделал!» Высокий пьяница шагнул назад, упёрся спиной в стену да и съехал по ней — мягко, почти бесшумно. Голова упала на грудь. Правая нога дёрнулась. Дыхание остановилось. Прошла минута. А затем громыхнул остановившийся лифт, на площадку вышел полицейский, за которым семенила соседка, да так и замерли они, увидев лежащего Баллона и стоящего в пяти шагах от него Германа. — Вот… — с совершенно достоверной растерянностью произнёс Рыжий. — Я выхожу, он кричать, как обычно, а потом за грудь… — Вы его трогали? — тут же спросил участковый. — Не приближался даже. — Герман сглотнул. — Он мне «Смирно!» крикнул, а потом за грудь… — Стойте где стоите. — Полицейский осторожно подошёл к Баллону, присел и приложил пальцы к его шее. — Ну? — нетерпеливо спросила женщина. — Отгулял, — коротко ответил участковый. Выпрямился и властно посмотрел на Германа. Герман взгляд выдержал. * * * Сначала — мужское лицо. Круглое. Лоснящееся. Противное… Оно приблизилось вплотную, заполонило собой мир, стало этим миром — страшным и омерзительным. Стало символом всего плохого, что только может быть. Стало воплощением всего плохого… «Тебе хорошо?» Этот вопрос давно превратился для неё в кошмар. Обладатель лоснящегося лица обожал его задавать и принимал только один ответ. «Да… — шепчет девушка. — Очень…» Но важны не только слова — важна интонация. Важно, чтобы ответ был произнесён искренне, идеально — с протяжным, полным удовольствия стоном или страстным шёпотом. Лоснящийся чутко прислушивается и, если чувствует фальшь, наказывает. Беспощадно. «Мне очень нравится…» Она неподвижна. Не потому, что связана, — ей запрещено шевелиться. Это игра, и если она проигрывает — её наказывают. Беспощадно. Она боится наказания и старается, очень старается… Но трудно сохранять неподвижность, когда его пальцы делают всё, чтобы с её губ срывался протяжный, полный сладостного удовольствия стон. «Тебе хорошо?» «Ты сводишь меня с ума…» «Шлюха!» Он бьет её по лицу своей маленькой женственной ладошкой, но она не имеет права нарушать правила игры и продолжает сохранять неподвижность. «Ты сводишь меня с ума…» «Сука!» Лицо отодвигается, оказывается неподалёку, расплывается в выступивших слезах, но они разрешены — она может плакать, но не имеет права шевелиться. Главное — объяснить ему, почему слёзы выступили именно в тот момент, когда он проникает в неё… «Почему ты рыдаешь, тварь?» «Мне безумно хорошо…» «Почему ты рыдаешь, сволочь?» «От наслаждения…» Он хрюкает от удовольствия. Её слезы льются рекой… …Это был обычный кошмар. Можно сказать — повседневный. Она закрывает глаза и видит его. Каждый день видит его и уже давно не может спать без таблеток. Но сегодня заснуть не получалось по другой причине, сегодня Карина ворочалась в кровати не потому, что ей мерещилось круглое лоснящееся лицо, а вновь и вновь переживая события прошедшего дня. Вспоминая церемонию. Вспоминая себя после церемонии и остальных ребят. Вспоминая то великолепное настроение, что охватило её после пробуждения. Она изменилась… Карина ворочалась до двух часов ночи. Осторожно, конечно, ворочалась, чтобы не разбудить родителей, но иногда забывалась и шумно выдыхала, вспоминая наиболее яркие моменты удивительной церемонии. И понимая, что с ней происходит нечто странное. «Интересно, а остальные спят?» Или так же не находят себе места, елозят по кроватям, пьют чай в тёмных кухнях, курят на балконах… И если выйти сейчас на улицу, то можно встретиться со всеми, поговорить… Но не как днем — торопливо, бессвязно, а спокойно, обдуманно обсудить произошедшее… «Мы всё уже обсудили, а больше ничего не случилось… Пока не случилось». Она приложила руку ко лбу — показалось, что он пылает, — но только показалось, температура была в норме. Глотнула воды из приготовленной с вечера бутылки, но жажда не ушла. Во рту постоянно пересыхало, но явно не от жары — сентябрьская ночь была довольно прохладной. «Может, именно так и сходят с ума?» Оставаться в кровати больше не было ни сил, ни желания. Карина отбросила одеяло, вскочила, достала из шкафа и натянула спортивный костюм, кроссовки и вышла на балкон. Жажда… Осенняя ночь взбодрила и придала сил. Карина улыбнулась, посмотрела вниз — третий этаж, не высоко, конечно, но всё же неприятно, раньше она ни за что не сделала бы то, на что решилась теперь… Отринула сомнения и неуверенность, отринула всё, вообще всё, что было «до», вскочила на узенькую полоску перил, вздрогнула и тут же поймала баланс. И удивлённо замерла, прислушиваясь к новым ощущениям. К силе, что мягко просилась наружу. К возможностям, которые она только-только начала познавать. К себе новой. К себе сильной. «Я становлюсь другой!» Карина спрыгнула на балкон и неожиданно почувствовала усталость: эксперимент на перилах стал последней каплей, необходимой точкой, которую следовало поставить в длинном сегодня. Она обязательно превратится в многоточие, но не сейчас. Девушка улыбнулась, бесшумно вернулась в комнату, разделась, повалилась на кровать и мгновенно уснула. * * * — К дому я больше не приближался, магию исключил, использовал направленные микрофоны и фотоаппарат с длинным объективом, — доложил Мустафа. |