Онлайн книга «Шантарам - 2. Тень горы»
|
– Что ты знаешь о тенденции к усложнению? – Кадербхай говорил, что если начиная с Большого взрыва делать снимок Вселенной раз в миллиард лет, то станет заметно ее усложнение. Этот феномен – постоянное движение к усложнению от Большого взрыва до настоящего момента – представляет собой неизменную характеристику Вселенной в целом. А если тенденция к усложнению определяет всю историю Вселенной… – То она же является и прекрасным определением добра и зла – объективным и универсальным, – закончил Идрис. – Все, что стремится к усложнению, – добро, все, что противится усложнению, – зло. – И простым критерием нравственности служит вопрос: «Если бы все в мире делали то, что делаю или собираюсь сделать я, привело бы это к усложнению или нет?» – Отлично, – улыбнулся он, выпуская дым сквозь зубы. – Ты прекрасный ученик. А теперь я задам тебе вопрос. Что такое усложнение? – Простите, сэр? – Идрис. Меня зовут Идрис. – Идрис, можно я задам вопрос? – Конечно. – По-вашему, концепция добра и зла на самом деле необходима? – Разумеется. – А что можно сказать тем, кто утверждает, будто добро и зло – понятия произвольные, определяемые и насаждаемые культурным укладом? – Таких людей я прошу уйти. Попросту говоря, я их посылаю. – И это все? – А что еще? Если человек не верит в добро и зло, ты возьмешь его нянькой к ребенку или сиделкой к престарелому родственнику? – При всем уважении, Идрис, это не ответ, а отсылка к культурным предубеждениям. И все-таки добро и зло произвольно или нет? Он склонился ко мне: – Существование судьбы бесспорно, а потому наш жизненный путь – путь нравственный. Для того чтобы стать хранителями своей судьбы, необходимо понять, что такое добро и зло и в чем заключается разница между ними. Человечество слишком молодо, овладение своей судьбой – шаг чрезвычайной важности, а мы лишь вчера обрели способность к самосознанию. – Что-то я не совсем понимаю, – сказал я, отрываясь от своих записей. – Значит, на данной стадии нашего духовного развития необходимо мыслить и оперировать понятиями добра и зла? – Если бы в мире не было добра и зла, то мы не нуждались бы в законах, – сказал он, снова откинувшись на спинку стула. – А законы представляют собой наши неуклюжие, постоянно совершенствующиеся попытки определить, что есть зло, поскольку мы пока не в состоянии установить, что есть добро. – Все равно не понимаю, – вздохнул я. – Наверно, я испытываю ваше терпение, но получается, что с тем же успехом вместо «добро» и «зло» можно говорить «хорошо» и «плохо» или «позитивно» и «негативно». Результат будет тот же. – Ах, вот в чем дело! Ты говоришь о терминологии, а я думал, ты пытаешься уяснить культурную конструкцию добра и зла. – Нет, я не это имел в виду… – Что ж, на данном уровне понятия добра и зла необходимы потому, что они связаны с божественным. – А что, если человек не верит в бога? – Таких людей я прошу уйти. Не желаю тратить время на атеистов. У них нет интеллектуальной основы. – Неужели? – Конечно. Поскольку свет обладает и физическими, и метафизическими свойствами, отрицать метафизику бессмысленно. А отсутствие сомнений означает недостаток интеллекта. Не веришь, спроси любого ученого – или святого. Сомнение – спасательный круг агностиков, поэтому им легче, когда божественное обращает к ним свои речи. – Бог говорит? – Да, ежедневно, с каждым. В душе. – А-а… – в полной растерянности протянул я, совершенно ничего не понимая. – Давайте к этому вернемся позже. Простите, что перебил. – Прекрати извиняться. Я попросил тебя дать определение усложнению. – Ну, я часто спрашивал это у Кадербхая, но он всегда уклонялся от ответа. – А сам ты что думаешь? Что я думал? Я хотел быть с Карлой, хотел знать, что она в безопасности, а раз уж приходилось проводить время на горе, то хотелось слушать учителя, а не говорить самому. Впрочем, после трех дней бесед с Идрисом я знал, что протестовать бесполезно. Я отпил воды, осторожно поставил стакан на стол и вышел на арену духа: – Сначала я считал, что усложнение подразумевает сложные вещи – чем они сложнее, тем больше усложнение. Мозг сложнее дерева, а дерево сложнее камня, а камень сложнее пространства. Но… – Что? – Но чем больше я размышлял об усложнении, тем чаще задумывался о двух вещах – о жизни и о воле. – И как ты до этого додумался? – Я вообразил высокоразвитую инопланетную цивилизацию, представители которой бороздят просторы космоса, и спросил себя, на поиски чего отправились инопланетяне. Наверняка их интересует чужая жизнь, особенно такие ее виды, которые обладают высокоразвитой волей. – Неплохо, – кивнул Идрис. – Я с удовольствием с тобой обо всем этом еще поговорю. А сейчас приготовь мне чиллум. Эй, Сильвано! Постоянный спутник учителя, Сильвано, подошел к нам: – Джи? – Не пускай ко мне никого. И не забудь поесть. Ты опять не обедал? Почему? Того и гляди голову обреешь. Ты со мной соревнуешься, что ли? В праведники подался? – Джи, – рассмеялся Сильвано, мельком взглянув на меня. Как только я приехал на гору, добродушный Сильвано взял меня под опеку и всегда был готов прийти на помощь. Свою всепоглощающую и беззаветную любовь к Идрису он скрывал за неодобрительной гримасой, хотя на самом деле был человеком беззлобным и покладистым. – Итак, усложнение, – продолжил Идрис после ухода Сильвано. – Усложнение – это мера той изощренности, с которой выражен набор положительных характеристик. – Что-что? – Объект сложен в той степени, в какой он выражает набор положительных характеристик. – Набор положительных характеристик? – Этот набор включает в себя жизнь, сознание, свободу, взаимосвязь, творчество, объективность и прочее. – А откуда он взялся, этот набор? Кто его придумал? – Это общие и универсальные характеристики, которые, несомненно, известны и твоим высокоразвитым инопланетянам. Эти характеристики называют положительными, потому что они противоположны смерти, бессознательности, рабству, вражде, разрушению и несправедливости. Понимаешь, о чем я говорю? Позитивные характеристики универсальны. – Хорошо, Идрис, если принять этот набор положительных характеристик, то как его измерить? И кто его будет измерять? Как решить, что положительнее? К нам подошел черный кот, лениво выгнул спину. «Привет, Полночь! Как ты сюда попал?» |