Онлайн книга «Шантарам - 2. Тень горы»
|
Спалось мне плохо. Мое первое общение с Карлой после почти двух лет было недолгим – только мы обнялись и перебросились несколькими фразами, как появился Абдулла и, поприветствовав Карлу галантным поклоном, увлек меня ко входу в «мужскую пещеру», обитатели которой собрались на ужин. Удаляясь, я то и дело на нее оглядывался, а она уже начала надо мной смеяться – через две минуты после встречи. Два года разлуки, две минуты общения. За ужином мы познакомились с шестью молодыми учениками Идриса, которые поведали нам свои истории: что и как привело их на вершину этой горы. Мы с Абдуллой слушали их без комментариев. Когда мы закончили скромную трапезу из бобового супа и риса, было уже темно. Мы умылись, почистили зубы и легли спать. Заснуть я смог лишь ненадолго и пробудился еще до рассвета в приступе кошмарного удушья. Раз уж не удалось толком поспать, я решил совершить утренние процедуры, опередив самых ранних пташек из числа обитателей лагеря. Посетил примитивный сортир, потом взял кусок мыла, кувшин и помылся, стоя на устланном соломой полу «ванной комнаты». На все ушло от силы полведра воды. Вытершись насухо и прогнав остатки тяжелого сна, я проследовал через темный лагерь к мерцающим углям костра, поставил на них кофейник и набросал вокруг сухих прутиков. Едва огонь занялся, как из темноты возникла Карла и остановилась рядом со мной. – Что ты здесь делаешь? – полусонно промурлыкала она. – Если я срочно не выпью кофе, то начну грызть древесную кору. – Я не о том спросила, и ты меня понял. – То есть что я делаю здесь, на горе? Могу спросить тебя о том же. – Я спросила первой. Я усмехнулся: – Для тебя это слишком мелочно, Карла. – Может, я уже не та, что была раньше. – Мы все те же, кем были, даже если мы изменились. – Ты так и не сказал, что ты здесь делаешь. – Сказанное редко совпадает со сделанным. – Я сейчас не в настроении играть словами, – сказала она, присаживаясь рядом со мной. – Мы творим искусство, которое творит нас, – тем не менее продолжил я. – Я не буду состязаться. Оставь при себе свои сентенции. – Фанатизм – это когда ты против меня, даже если ты не против меня. – Знаешь что, я ведь могу подать на тебя в суд за травлю афоризмами. – Благородство – это искусство смирения, – сказал я с каменным лицом. Наши голоса звучали тихо, но глаза говорили все громче. – Так и быть, – прошептала она. – Моя очередь? – Давно пора. Я ушел в отрыв на три фразы. – Каждое прощание – это репетиция последнего прощания, – сказала она. – Недурно для начала. Приветствие может иной раз солгать, но прощание всегда правдиво. – Вымысел – это реальность, которая пришлась не ко двору. Правда о чем-то всегда есть ложь о чем-нибудь другом. Повышай ставки, Шантарам. – А куда спешить? Этого добра еще навалом там, откуда я его беру. – У тебя есть что сказать или нет? – Я понял, ты хочешь сбить меня с мысли и вывести из игры. О’кей, крутая девчонка, продолжим. Вдохновение – это благодать, даруемая тишью да гладью. Истина – это стражник в темнице души. Рабство не может быть упразднено системой, потому что система и есть рабство. – Истина – это лопата в твоих руках, – парировала она. – А твоя миссия – это яма. Я рассмеялся. – Каждая частица – это нечто целое, – продолжила Карла. – Целое не может быть разделено без произвола над частицами, – подхватил я. – Произвол – это привилегия неограниченности. – Судьба дает нам привилегию как разновидность проклятия. – Судьба, – ухмыльнулась она. – Одна из моих любимых тем. Судьба играет в покер, но выигрывает только за счет блефа. Судьба – это фокусник, а время – это фокус. Судьба – это паук, а время – паутина. Продолжать? – Чертовски забавно, – сказал я. Уже очень давно я не чувствовал себя таким счастливым. – Как насчет такого: всякий готов назваться отцом Удачи, пока дочка не отвернется. Она смеялась. Я не знал, где витала мыслями Карла, но я наконец-то был рядом с ней, и мы занимались словесной игрой, как в прежние времена, и я чувствовал себя на седьмом небе. – Правда – это бесстыжий хам, перед которым все мы распинаемся в любви. – Это старое! – запротестовал я. – Старое, но доброе и заслуживает повтора. А что у тебя? – Страх – это друг, всегда готовый предупредить, – сказал я. – Одиночество – это друг, всегда готовый составить компанию, – тут же нашлась она. – Давай-ка сменим тему. – Нет на свете страны, дрянной и ничтожной настолько, чтоб ее гимн звучал без бравурного пафоса. – Ударился в политику? – улыбнулась она. – Хорошо. Вот, пожалуйста: тирания – это страх с человеческим лицом. Я хмыкнул: – Музыка – это сублимация смерти. – Горе – это призрак сочувствия, – быстро откликнулась она. – Черт! – Сдаешься? – Ни за что. Путь к любви – это любовь к пути. – Ты уже заговорил коанами [57] , – сказала она. – Цепляешься за соломинку, Шантарам? Нет проблем. Я всегда готова дать любви хороший пинок под зад. Скажем, такой: любовь – это гора, которая убивает тебя при каждом восхождении. – Мужество… – Это слишком общее определение. Мужество присуще любому человеку, мужчине или женщине, который не сдается перед трудностями, а таких людей подавляющее большинство. Оставим мужество в покое. – Тогда счастье… – Счастье – это гиперактивное дитя довольства. – А правосудие… – Правосудие, так же как любовь или власть, измеряется числом прощений. – Война… – Все войны ведутся против культуры, а все культуры выношены в телах женщин. – Жизнь… – Если ты живешь не ради чего-то, ты умираешь ни за что! – выпалила она, тыкая указательным пальцем мне в грудь. – Проклятье! – А это как понять? – Проклятье… ты стала… лучше… – То есть я выиграла? – Ты стала… намного лучше. – И я выиграла, да? Потому что я могу продолжать в том же духе весь день. |