Онлайн книга «Почем килограмм славы (сборник)»
|
…А через год попал я в слабосилку. Все оттого, что ты не шлешь посылку, — пел Трошкин доцентовским голосом, стоя в ванной комнате перед зеркалом. Он выключил электробритву, подвинул лицо к зеркалу, изучая, и вдруг, сделав свирепые глаза, выкинул вперед два пальца: – У-у… Глаза выколю! Он вышел в комнату, где бабушка укладывала чемодан. – Брюки от нового костюма я положила в чемодан. А пиджак надень – меньше помнется. – Ладно. – Наш Женечка будет самый красивый на симпозиуме! – крикнула бабушка маме. – Мама! – позвала мама из кухни. – У тебя пирожки горят! Бабушка устремилась на кухню, а Трошкин, воспользовавшись моментом, быстро вытащил из чемодана брюки, схватил пиджак и, приподняв сиденье дивана, сунул костюм туда… * * * Поезд шел, подрагивая на стыках рельсов, равнодушно стуча колесами. Трошкин и лейтенант Славин сидели друг против друга в купе международного вагона. Славин экзаменовал Трошкина, тот нехотя отвечал, глядя из-под бандитской челочки на проплывающий за окном среднеазиатский пейзаж. – Убегать? – спрашивал Славин. – Канать, обрываться. – Правильно… Сидеть в тюрьме? – Чалиться. – Квартирная кража? – Срок лепить. Статья сто сорок пятая. – Ограбление? – Гоп-стоп. Статья двадцать шестая. – Девушка? – Маруха, шалава, шмара. – Нехороший человек? – Падла. – Хороший человек? Трошкин задумался, достал из кармана записную книжку. – Сейчас… – Он нашел в книжке нужное слово. – Зараза, – прочитал он и удивился: – Да, точно, зараза! * * * По улочкам небольшого среднеазиатского городка ехал милицейский газик. – Очень похож! – говорил в машине начальник тюрьмы майор Бейсембаев, с восхищением глядя на Трошкина. – Поработали, – похвастал Славин. – А волосы? – А что волосы? – не понял Бейсембаев. – Парик! – торжествующе сказал Славин. – Можно? – спросил майор. – Можно, – без особой охоты разрешил Трошкин. Бейсембаев взялся за челку и осторожно потянул. – Да вы сильней дергайте, – сказал Славин. – Спецклей! Голову мыть можно! – Очень натурально, – опять похвалил майор. – Скажите, Хасан Османович, – спросил Славин. – Вы Белого хорошо знаете? И вот если б вас не предупредили, догадались бы вы, что перед вами не Доцент? – Да как вам сказать… – Майор уклончиво улыбнулся. – Можно догадаться… – Почему? – встревожился Славин. Бейсембаев еще раз внимательно поглядел на Трошкина и сказал: – Этот добрый, а тот злой… Раздвинулись массивные ворота, и газик въехал в тюремный двор. * * * – Вот ваша «палата». – Славин отпер дверь и пропустил в пустую камеру Трошкина. – А где моя кровать? – спросил Лжедоцент, оглядываясь по сторонам. Чувствовалось, что ему здесь не понравилось. – Нары! – поправил Славин. – Вы должны занять лучшее место. – А какое здесь лучшее? – Я же вам говорил – возле окна! Вот здесь… – Но тут чьи-то вещи. – Сбросьте на пол. А хозяин придет, вот тут-то вы ему и скажете: «Канай отсюда, рога поотшибаю…» Помните? – Помню, – с тоской сказал Трошкин. Во дворе ударили в рельсу. – Ну все! – заторопился Славин. – Сейчас они вернутся с работы. – Оглядев в последний раз Трошкина, он пригладил ему челку и пошел из камеры, но возле двери остановился: – Если начнут бить – стучите в дверь… Оставшись один, Трошкин снял чужие вещи с нар и аккуратно сложил на полу. Стянув рубашку, он сел на нары, закрыл глаза и стал шептать, как молитву: – Ограбление – гоп-стоп. Сидеть в тюрьме – чалиться. Хороший человек – зараза… В коридоре послышались топот, голоса. Загремел засов, дверь распахнулась, и в камеру ввалились заключенные. И тут Косой и Хмырь застыли: на нарах возле окна, скрестив руки и ноги, неподвижный и величественный, как языческий бог, сидел их великий кормчий – Доцент! Рубашки на нем не было, и все – и руки, и грудь, и спина были синими от наколок. Трошкин грозно смотрел на жуликов, выискивая среди них знакомые по фотографиям лица Ермакова и Шереметьева. От группы отделился хозяин койки, широкоплечий носатый мужик со сказочным именем Али-Баба. – Эй, ты! Ты зачем мои вещи выбросил?! – Ты… это… того… – забормотал Трошкин, к ужасу своему обнаружив, что забыл все нужные слова и выражения. – Чего – «того»? – наступал Али-Баба. – Не безобразничай, вот чего… – Это ж Доцент!! – вскричал Косой очень своевременно, а Хмырь кинулся на Али-Бабу: – А ну канай отсюда!.. – Канай! – обрадованно закричал Трошкин, вспомнив нужный термин. – Канай отсюда, падла, паршивец, а то рога поотшибаю! Так, что ни одна шалава, маруха, чувиха не узнает!! Всю жизнь на лекарства работать будешь, Навуходоносор! – Так бы и сказал… – проворчал Али-Баба и поплелся в угол. Трошкин слез с нар и небрежно протянул Косому и Хмырю свои вялые пальцы. – Мальчик, – раздался вдруг сиплый голос, – а вам не кажется, что ваше место у параши?.. Трошкин медленно и нехотя обернулся. Перед ним шагах в десяти стоял здоровенный рябой детина со шрамом через все лицо. – Это Никола Питерский, – шепотом предупредил Трошкина Хмырь. – Пахан. Вор в авторитете. Заключенные замерли в напряженном ожидании. – Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил!! – вдруг завопил Трошкин. Подпрыгнув, он изогнулся, как кот, и двинулся на Николу Питерского… – Ну ты чего, чего… – забеспокоился Никола, пятясь к двери. – Р-р-р-р! – свирепо зарычал Трошкин так, как рычал в детском саду, когда изображал волка, и снова подпрыгнул, выкинул вперед два пальца на уровне глаз жертвы. – Р-р-р! – Помогите! – заорал Никола, его нервы не выдержали, и он отчаянно забарабанил в дверь локтями и пятками. – Спасите! Хулиганы зрения лишают!! И в ту же секунду распахнулась дверь: за нею стояло все тюремное начальство во главе с Бейсембаевым. Майор сразу понял расстановку сил… – Извините… – вежливо сказал он, ко всеобщему изумлению жуликов, и удалился, осторожно прикрыв за собой дверь. |