Онлайн книга «Лав - из»
|
Маленькие Васильковские ходят вечно голодные, в разноцветных ярких платьицах, подаренных им жителями села, с бантиками в волосах, но без трусов. Из носа у них постоянно течет, и девочки смачно слизывают свои сопли. Ноги по колено в грязи. Васильковские такие рыжие, и веснушки на их лицах такие яркие, что иногда они напоминают мне большой цветок подсолнуха, в котором спрятался замурзанный чертенок. 4 Когда корова заболела, баба стала ее выводить каждую ночь на прогулку. Ласька начала доиться молоком с кровью и тоскливо мычать. Я сижу у ворот и высматриваю родительский автомобиль, баба водит корову кругами по двору. – Доча, ты не сиди там, – говорит мне баба, – уже поздно. Видать, они ноне не приедут. – Они могут приехать и поздно ночью. Им не страшно на машине. – А может, у них срочная работа, – продолжает размышлять вслух баба. – Тяжко, ох, тяжко, – добавляет от себя Ласька, – кровь в молоко пошла. Я очень жду маму и в то же время боюсь ее. Представляю, как она прижмет мою голову к груди, а потом вдруг отпрянет: – Таня! У тебя вши в волосах! Я притворюсь удивленной: – Что ты говоришь? Какие вши? – Они скачут по твоей голове, как кони! Как ты довела себя до такого?! – Мама, у меня нет вшей! – А это что?! – Она вытаскивает из моих волос большую толстую вошку. – Ты что, вообще не расчесываешь волосы?! Не моешь голову? Ну как их могло расплодиться так много?! – Мама, здесь у всех детей есть вши! Я не виновата. Они перескакивают! Я очень боюсь маминого приезда. Когда-то она так же отреагировала, обнаружив у меня острицы. Потом я сидела за сараем и выколупывала остриц палочкой из собственных какашек, чтобы убедить маму в их полном отсутствии. – Не нужно оставлять меня у бабы так надолго! Скоро я буду не только пасти корову, но и доить ее! Баба гладит Лаську по голове и медленно водит ее по двору. Ласька смирно топает туда-сюда. – Баба, зачем вы водите ее по двору?! – кричу я от ворот. – Она хочет погулять. Ты хочешь погулять, правда, Лася? – Правда, – отвечает Ласька. 5 У Камайкиной есть молодая красивая дочь Люда, которая когда-то была активным инициатором превращения детской сельской библиотеки в бильярдный клуб. Старая толстая библиотекарша вынуждена была отдать часть книжек в филиал соседнего села, а часть просто раздарить местным детям. Мне тогда перепали «Приключения Электроника» и «Маленькая Баба-яга», поэтому я искренне радовалась появлению бильярдного клуба. Люда блестяще играла в бильярд, еще она играла на гитаре, и у нее была татуировка на левой руке. Ее парень приезжал к ней из Коломыи на мотоцикле. Осенью должны были сыграть свадьбу. А в конце лета Люда поехала с друзьями в Тлумач и выпрыгнула там с третьего этажа. – Не подходи, а то я прыгну, – сказала Люда своему пьяному другу, стоя на подоконнике какого-то тамошнего общежития. Друг не поверил и попробовал подойти. Люда сломала позвоночник и навсегда осталась прикованной к инвалидному креслу, которое купили за счет сельсовета. Ее парень несколько раз еще приезжал, удостоверился, что Люда на ноги никогда не встанет, и свадьбу по обоюдному согласию отменили. Последнее, что он ей сказал, было: – Я тебя люблю и всегда буду любить. Если ты все-таки поправишься, дай мне знать. Даже если я буду женат – все равно вернусь к тебе. И сразу после этого женился на другой. Люда перестала играть в бильярд, зато научилась вышивать и не ходить. Руки стали для нее и руками, и ногами. Тогда-то моя корова – мама Ласьки – и распотрошила копну сена у Камайкиных. Я потеряла ее из виду, так как зачиталась «Отверженными» Гюго. Старой Камайкиной сразу же донесли, чья корова это натворила, а та была настолько добра, что в мгновение ока примчалась ко мне ругаться. Я пробовала оправдаться, но на последние обвинительные вопли Камайкиной, которые она без устали вновь и вновь повторяла, мне ответить было нечего. Она кричала: – Кто мне теперь соберет сено?! Кто мне его соберет?! 6 А еще есть Шапочка. Мальчик лет восьми, которого мама постоянно сдает в интернат и который постоянно оттуда сбегает. Мама тоже сбегает. Несколько раз в году. В Одессу. С любовниками. Но всегда возвращается. У Шапочки эпилепсия, и, когда ему что-нибудь говорят, он отвечает: – Что? Я иду на кладбище, которое называю плодово-ягодным, Шапочка – за мной. На кладбище растет все то, что я люблю: клубника величиной с кулак, черешни, вишни, яблоки, грушки и сливы, белые и синие. Можно набрать себе полную пазуху чего захочешь, а потом «вкусно» прогуливаться между могил, изучая надписи. Шапочка дышит мне в спину. – Шапочка, я на кладбище, – говорю ему. – Ты со мной? – Что? – отвечает Шапочка и на шаг отступает. – Приглядел бы лучше за коровами. Как забредут в огороды – и мне, и тебе достанется на орехи. – Что? – отвечает Шапочка и на шаг приближается. – А ты не боишься ходить на кладбище, Шапочка? Шапочка не знает, что сказать. Выбирает между «Что?» и «Не боюсь». Наконец отвечает: – Не боюсь. Чего мне бояться? Когда умру, буду здесь лежать. – Может, и не будешь. К тому времени, когда ты умрешь, на этом кладбище уже не останется места для твоей могилы. – Почему это не останется? – обижается Шапочка и убегает куда-то за кусты. Когда Шапочкина мама в очередной раз сбежала с любовником в Одессу, Шапочка пошел на Беремянский пруд, заплыл на два метра от берега и утонул. В воде его поймала болезнь. – Шапочка, – говорили ему ангелы у небесных ворот, – зачем ты пошел купаться на Беремянский пруд? Ты же знаешь, что в воде тебя хватает твоя болезнь. – Что? – ответил Шапочка. – Смотри, Шапочка, это тебе не интернат. Отсюда не сбежишь. Шапочка не знал, что сказать. Выбирал между «Что?» и «Захочу и сбегу!». Наконец ответил: – Захочу и сбегу! 7 Некоторые груши лучше не рвать, они растут прямо на могилах, большие и сочные, похожие на человеческие черепа. Но я не суеверна и с удовольствием съем несколько десятков. Вдруг вижу: стоит Люба Вулан рядом со своим нормальным младшим братом. – Полезай на грушу, – велит Любе брат. Люба хохочет и пытается поцеловать брата в лоб. – Полезай на грушу, кому сказал! |