Онлайн книга «Лесные солдаты»
|
Лейтенант ощущал, что в нём рождается злость – какая-то опустошающая, вязкая, которая долго не проходит, возникнув один раз, она прочно сидит в человеке, сопровождает его во всех делах… Может, это, конечно, и не так, может, это со временем и исчезнет, но сейчас Чердынцев чувствовал, что все его поступки сопровождает именно это ощущение. Свернуть бы голову тому, кто всё это затеял… Только вот кто это затеял? Гитлер? Риббентроп? Геббельс? Или кто-то из наших? Этого Чердынцев не знал. Хотя бы одним глазком заглянуть в свежую газету, он тогда бы сориентировался, понял, что происходит и что надо делать… Но свежих газет не было, – вообще никаких газет не было, связи со своими тоже не было. Вот и плелись они с маленьким бойцом вслепую, не зная, что происходит, где наши и вообще, стоит ли Россия на этой земле или нет? И куда прут немцы? На Сморгонь? На Молодечно? Или целят на Москву? – А верно говорят, что Наполеон книжки писал? – на одном из привалов спросил маленький солдат. – И чего дался тебе этот Наполеон, Ломоносов? – лейтенант недобро сощурился. – И без Наполеона головной боли достаточно. – Так интересно же! – Говорят, что да, писал… Вроде бы даже у него роман есть. Только неудачный – мало кому он показался интересен… – Всё равно приятно. – Пустячок, а приятно. Но чаще он строчил приказы, распоряжения по армии, да любовные послания своим дамам. – Он француз или еврей? А, товарищ лейтенант? – неожиданно спросил Ломоносов. Мастером он всё-таки был по всяким загогулистым вопросам. Вряд ли кому придёт такое в голову: Наполеон – и еврей! – А какая разница, Ломоносов? Это что, для истории имеет значение? – Не имеет, но интересно. – Мне бы твои заботы, Ломоносов! – Извиняйте, товарищ лейтенант, ежели что не так… – Да всё так, – с досадою махнул рукой Чердынцев, – если б только всё ладилось. – Может, мы напрасно бросили мотоциклетку, а? – Решение было правильным, Ломоносов. Иначе б мы просто выдохлись, пока тащили мотоцикл. А если бы немцы встретились – мы, обессиленные, никакого сопротивления оказать не смогли бы… Так, вопрос этот даже не обсуждается. – Понял, товарищ лейтенант. А у Наполеона баб много было? – Много. В основном походных. Употреблял он их между сражениями, не снимая с себя ботфортов… – Вот-вот, про это у нас в деревне тоже говорили. – Подъём, Ломоносов! Пора двигаться дальше. Маленький солдат нехотя поднялся с травы, на которой лежал, пробормотал, жалея самого себя: – Ох, мама, роди меня обратно! Вечером того же дня, уже в сумерках, они снова обнаружили на лесной дороге два разбитых автомобиля. Тупомордые, окрашенные в зеленовато-серый цвет – ни одной блестящей детали, всё тусклое, глазу задержаться не на чём, такой, собственно, и должна быть боевая техника, – с крестами на кабинах, они были подорваны гранатами. Чердынцев, увидев подбитые грузовики, обрадовался несказанно, хлопнул ладонью о ладонь, будто болельщик на стадионе во время матча: – Мы не одни кукуем на этой земле, Ломоносов! Есть ещё советские бойцы! Маленький боец словно бы и не услышал лейтенанта, шумно фыркая, потянул носом: – Я вот о чём думаю… А мы ничем тут не разживёмся? – Вряд ли. Всё, что можно было взять, забрали те, кто превратил эти грузовики в горелое железо. – Да, – шмыгнул носом маленький солдат, – едой тут действительно не пахнет. А вот бензинчик в баках есть. Эх, мотоцикл бы нам сюда! – Мы же договорились, Ломоносов, о мотоцикле больше ни слова. Это приказ, – лейтенант передёрнул затвор автомата. – Подожди-ка, Ломоносов! Прижимаясь к борту машины, он обошёл её, потом совершил короткий бросок ко второй машине и, прижавшись к её борту, обтянутому брезентом, на несколько мгновений застыл… Что-то там обнаружил лейтенант, а что именно – не было понятно. Маленький солдат также передёрнул затвор. В воздухе висел, никак не мог рассеяться запах короткого жёсткого боя: пахло гарью, спаленной селитрой, капустной кислятиной взрывчатки, сожжённой плотью, кровью – сложный запах боя ни с чем не перепутаешь, один раз познав его, человек будет потом помнить этот сложный страшный дух уже всю оставшуюся жизнь. Лейтенант, продолжая прижиматься к борту машину, сделал ещё несколько шагов, потом, пригнувшись, выглянул из-за капота грузовика. Перед капотом, на окровавленной траве, уложенные в рядок, лежали убитые немцы. Один, два, три… В стороне, лицом вниз, лежал ещё один фриц, четвёртый. Чердынцев опустил автомат. На шестой заставе так же были оставлены убитые гитлеровцы – почерк вроде бы один и тот же. Нет, не один! Действовали разные группы. Не хоронить же гитлеровцев, в конце концов, – волки, лисы, разные лесные звери и зверьки, охочие до мертвечины, подберут всё, даже костяшек потом не удастся найти, останутся только пуговицы, пряжки от ремней, железные набойки от сапог, да вставные зубы, ещё – куски ткани, и всё. Оружия у убитых не было – забрали нападавшие. И документов не было – любой мало-мальски грамотный военный знает, как иногда может пригодиться бумажка с фиолетовой печатью, отобранная у врага, и тем более – трофейная карта с нанесёнными на неё значками, хорошо понятным грамотным штабистам. – Наши находятся где-то недалеко, – сказал лейтенант маленькому солдату, – очень недалеко… Далеко они просто не могли уйти. Пошли скорее, может быть, догоним? – Одну минуту, товарищ лейтенант, я по куску брезента с машины срежу. Чтобы ночью было, на чём спать. – Молодец, Ломоносов, соображаешь, – похвалил Чердынцев, – действуй! На нехитрую операцию эту понадобилось ровно полторы минуты. – Вперёд! – скомандовал Чердынцев и перепрыгнул на противоположную сторону дороги, врубился в кусты, одолел одну густую гряду, за ней вторую, увидел тропку, пробитую многими ногами в траве. Понял: именно по этой тропе ушли люди, напавшие на немецкие грузовики. Ломоносов бесшумно двигался за лейтенантом. Чердынцев оглянулся, спросил, растянув губы в улыбке: – Ну как, обедом нигде не попахивает? Маленький солдат отрицательно мотнул головой: – Никак нет, товарищ лейтенант. Глухо, как в танке. – Ладно, пошли быстрее! Они ещё долго шли по этой тропке, километра два, пока примятую ногами полоску не стало видно – всё поглотила темнота. Марш-бросок не удался, лейтенант обескураженно махнул рукой и свернул в сторону, подальше от дороги – надо было выбирать место для ночлега – какую-нибудь глухую поляну, окружённую кустарником, чтобы к ней нельзя было незамеченно, без всякого звука-грюка подобраться. |