Онлайн книга «Трибуле»
Дама с жадным любопытством направила на него вопрошающий взгляд. Шевалье де Рагастен обескураженно покачал головой. Манфред пересек Париж легкой рысью, перейдя на шаг, когда на дороге показывалась какая-нибудь повозка, и съезжая в сторону, чтобы не обрызгать грязью сидящих в каретах дам. Он твердо, с крайне вызывающим видом, смотрел на стражников, время от времени ему попадавшихся. Он пренебрегал бесчисленными предосторожностями, о которых долго говорил ему Лантене… Во взгляде его лучились дерзкая заносчивость перед людьми и ярость к иронии судьбы. Он сидел на великолепном караковом жеребце, которым управлял с изяществом опытнейшего наездника. «Там, – растроганно размышлял он, – я найду слова утешения того, кто просветит мой разум, того, чьи глубокие изумительные рассуждения воплотились в горьком и могучем вызове несчастьям, угрожающим человеку с самого рождения: “Смех – неотъемлемое свойство человека”». Дорога почти сразу же углубилась в густой многоярусный лес с рыжеватой листвой, простиравшийся до Сены – вековой, великолепный, таинственный лес, последние остатки которого мы можем видеть в наши дни под Мёдоном. Землю покрывали опавшие листья. Бесконечная печаль исходила от этого осеннего пейзажа, на который близкая зима уже наложила печать опустошения. Вскоре Манфред доехал до Мёдона. Деревушка приютилась у самого леса. Прямо под селением протекала Сена, теперь укрытая покровом тумана. В воздухе меланхолично разносилась песня кузнеца, которую в такт отбивали звонкие удары молота по наковальне. Манфред увидел красноватый отблеск в глубине кузницы, видел кузнеца, орудовавшего молотом, высекая искры из железа. У дверей кузницы играли дети… Женщина, молодая и толстощекая, с улыбкой смотрела на них. Манфред позавидовал этому сельскому покою и глубоко вздохнул. В двухстах шагах от кузницы он остановился к стоящего на отшибе домика, забравшегося до середины косогора и освещенного восходящим солнцем. Домик был мал и привлекателен. На первом этаже домика располагалась большая харчевня с огромным очагом, в огне которого скручивались, шипели и потрескивали засохшие виноградные лозы. Обстановка корчмы была крайне простой, если не считать великолепного поставца, в котором хранилась посуда и бутылки вина. Посреди комнаты стоял стол, покрытый ослепительно-белой скатертью. На скатерти виднелись три столовых прибора, расставленных в идеальном порядке. У стола крутилась молодая, привлекательная, приветливая служанка в короткой юбке и с полуголыми руками. В трех шагах от стола пожилой человек, опустив голову на плечо и прищурив глаза, смотрел за работой служанки, или скорее изучал ее как знаток. – Гертруда, дитя мое, большая ваза поставлена не так. Надо, чума ее побери, чтобы она хорошо смотрелась… Ее подарил нам наш добрый король Франсуа… Ах, злодейка!.. Что я вижу!.. Ты же не принесла серебряных приборов! – Разумеется, хозяин! – Оловянные приборы! Глупая, безмозглая, дурная девчонка! – Глупая? – изумилась служанка. – Да, глупая! Stulta es! [28] Но ты, квинтэссенция наивности, не знаешь, что сегодня я принимаю королей! – Святая Мария! – пролепетала Гертруда, то бледневшая от испуга, то красневшая, то мрачневшая. В конце концов она уронила корзинку с серебряной посудой. – Королей! А скольких же королей? – пробормотала она. – Королей, принцев, императоров, совершенных знатоков философии, теософии, угрюмософии, логикософии, лексикософии и вообще всех прочих наук, которые постепенно доводят людей до полного одурения… Разложи серебряные приборы, дочка. И сразу потом скажи мне о той пулярке, которую я самолично выбрал среди сотни пулярок Жюстины-фермерши… Надеюсь, ее шкурка как нельзя лучше поджарилась до отменного золотистого цвета, в меру хрустящая, а мясо сочное и надлежащим образом нафаршировано великолепными каштанами. – Пулярка, хозяин? Что касается пулярки, думаю, господа короли и императоры будут ею довольны. – Хорошо! А паштет из угрей, который ты готовила вчера своими пухленькими ручками? – Он почти остыл. – А четки из дроздов, которые Гаргантюа называл величественными на вид? Надеюсь, что они будут еще величественнее на языке! – Ну, если говорить о дроздах, мэтр, то послушайте, как они поют в кастрюле… – Пение совершенное, запах сладчайший. А яйца для омлета? – Час назад я принесла их из курятника. – Benissimo! [29] Запомни, что омлет любит, чтобы его готовили на высоком и ярком пламени. На готовку должно уйти меньше времени, чем на Pater [30] , а подавать его надо горчим и дымящимся… – Это требования к омлету… – Ну, раз относительно жратвы все в порядке, пройдусь-ка я в подвал, подумаю о выпивке… Мужчина, говоривший такие слова, бросил последний взгляд на сверкающий стол и вышел с корзиной в руке в сад, намереваясь спуститься в подвал. И тогда он заметил Манфреда, который покинул седло и привязывал лошадь у входной двери. – А! А! Вот и подкрепление. Ты прибыл во-время, чтобы помочь мне, мэтр Жан Зубодробитель! – В чем вам помочь, мэтр Рабле? А это и в самом деле был Рабле, автор «Повести о преужасной жизни…», называвший сам себя извлекателем квинтэссеции. В тот год ему было около пятидесяти. Это был странный человек, говоривший парням и юным девчонкам: – Любите друг друга! Смелее! Не бойтесь! Чем больше вы будете миловаться, тем больше будет довольна природа. Настрогайте мне с дюжину толстощеких мальчуганов… А бедных горемык, проходивших мимо его дома, приглашал: – Заходите, пейте, ешьте… Принцам и знатным персонам, приходившим посмотреть на него из любопытства или проконсультироваться насчет какой-либо болезни, он рассказывал притчи, едва прикрывавшие жестокую правду, да так, что многие из гостей уходили, ненавидя его. И всем он говорил: – Смейтесь! Вы никогда не смеетесь вдоволь! Смех – это здоровье. Если человек хочет жить долго, он должен смеяться! А между тем его самого не так уж часто видели смеющимся. Скорее в его глазах появлялось некое умиление. Ему нравилось в погожие летние вечера устраивать праздники у дверей своего дома. Он призывал деревенского скрипача, сажал его на стол или на бочку, и тогда начинались танцы. Он напаивал допьяна молодых парней и, поглаживая свою бородку, смотрел, как они неуклюже переступают ногами. |