Книга Двор чудес, страница 26 – Мишель Зевако

Издалека, из-за моста Сен-Мишель, доносился невнятный ропот.

Поскольку жители города попасть сюда не могли, появились и выстроились вдоль улиц обитатели Сите и университета.

Главным чувством в этой толпе была жалость. Но иногда еле заметно проявлялись порывы гнева и возмущения.

Люди, не таясь, выкрикивали, что убийство неповинного — мерзость, что смерть его падет на председателя суда Фея, на которого за неправедный приговор особенно негодовали.

Монах, шагавший рядом с Доле, заметил слезы в толпе и с едкой иронией прошептал:

— Dolet pia turba dolet! [4]

Осужденный встрепенулся: он узнал голос Лойолы! Подняв голову, он бестрепетно ответил:

— Sed Dolet ipse non dolet [5] . Так это вы, господин Лойола? Что ж, вы увидите, как умирает человек, который не боится ничего — даже вас он сейчас не боится!

Вскоре вышли на тесную площадь, вокруг которой собрались всадники, солдаты и монахи.

Монахи с зажженными свечами тотчас обступили костер. Чтобы подняться на него, подставили лестницу.

Палач с подручными подошли к осужденному и хотели втащить его на лестницу.

— Стой, палач, — сказал Доле. — Помощь мне не нужна.

И он сразу же поднялся по ступенькам, хотя связанными руками не мог ни за что ухватиться. Взойдя наверх, он прислонился к столбу.

Палач тут же накрепко привязал его веревкой, несколько раз обмотанной вокруг туловища.

Доле приготовился говорить. Но монахи по знаку Лойолы страшными голосами запели «De profundis» — ни одного слова несчастного ученого нельзя было расслышать.

В тот же миг подручный палача зажег факел, а палач взял его в руки.

Но Лойола тотчас вырвал факел у него из рук.

— Так погибнут грешники от лица Господа Иисуса! — возгласил он с яростью и поднес факел к слою хвороста в основании костра.

В мгновение ока к костру наклонились все свечи. Серый, пахучий дым, похожий на дым из печи булочника, поднялся вверх и окутал Доле. Еще несколько секунд было видно его безмятежное лицо.

Потом взметнулось пламя, разрезав дым багровыми полосами, — широкие, волнистые, гибкие языки пламени, колыхавшиеся на ветру, как зловещие стяги, подбиравшиеся к осужденному, как острия свистящих стрел…

Громкий, душераздирающий вопль сожаления взметнулся из толпы…

Потом вдруг послышался испуганный ропот, потом чей-то рев, и несколько сотен обезумевших, растрепанных, насквозь мокрых людей обрушились на всадников, окружавших костер. Впереди неслись Манфред и Лантене — мертвенно-бледные, исступленные!

— Огонь! Огонь из всех стволов! — громовым голосом прокричал Лойола.

Некий человек на коне отдал команду:

— Целься! Пли!

Это был Монклар.

Гром от двухсот стволов, разряженных разом, прокатился над парижским кварталом — и вместе с ним вопль толпы. Полсотни воров упало — среди них Манфред с перебитой рукой.

— За мной! — кричал Лантене.

Свирепо прогремел новый залп. Убитые разом рухнули, раненые повалились со страшными проклятьями.

Неразлучные Кокардэр и Фанфар упали друг подле друга.

— За мной! — кричал Лантене, не замечая, что с ним осталось не больше десятка людей.

Его глаза — безумные, налившиеся кровью, — были направлены только на одно жуткое зрелище… Там, в нескольких шагах от него, над головами солдат и монахов, нечто красное, серое, черное — пламя и дым — поднималось все выше, выше — выше крыши соседних домов. И виднелся обугленный столб, и огромный горящий костер рассыпал багровые искры, и пылала кошмарная топка, а посредине — несчастное тело ужасного вида, содрогавшееся, скорченное, перекрученное, ужавшееся, потерявшее человеческий облик — да и всякий мыслимый облик! — догорало, потрескивая…

Вдруг это зрелище исчезло.

Обрушился костер. Рухнул столб.

Все было кончено.

* * *

Лантене ринулся вперед с кинжалом в руке.

На каждом шагу его рука поднималась, молниеносно опускалась — и падал солдат.

Так он прокладывал кровавый путь к Монклару, а тот неподвижно сидел верхом, вперив в него взор, словно с ужасом видел приближение зверя из Апокалипсиса.

Только при каждом смертоносном движении Лантене из груди его вырывался какой-то яростный рык.

Лантене приближался к Монклару. Тот был в его власти.

Он был уже рядом с конем.

Подобрался.

Приготовился к могучему прыжку. Сейчас он будет с Монкларом лицом к лицу…

В этот миг сзади на голову ему легла иссохшая, сильная, жилистая рука.

Рука женщины!

Рука Джипси!

В то же мгновение на Лантене набросилось два десятка стражников.

Еще через секунду он оказался крепко связан.

Монклар торопливо взглянул на Джипси.

Вот уже второй раз старая цыганка спасала ему жизнь.

И опять от Лантене.

Он наклонился к ней и спросил:

— Чего ты хочешь?

Он имел в виду:

«Какой ты желаешь награды за мое спасение?»

Она вполголоса ответила, указывая на Лантене:

— Чтобы его помиловали!

До сих пор Лантене не замечал ее: вокруг стояли солдаты, которые его вязали. Теперь он услышал знакомый голос цыганки и торопливо обернулся к ней.

Один из солдат решил, что это еще одна попытка сопротивления, и со страшной силой ударил Лантене по голове.

Тот упал без чувств.

Но, теряя сознание, он успел еще подумать:

«Бедная, добрая матушка Джипси! Она поспешила меня спасти!»

Великий прево нахмурил брови и отрицательно покачал головой.

— Монсеньор, — тут же быстро сказала Джипси, — я прошу у вас милости, чтобы вы соблаговолили принять меня у себя дома.

— Хорошо. Приходи сегодня в девять вечера.

— И еще прошу милости никак не распоряжаться насчет Лантене, пока не поговорите со мной…

— И на то согласен.

Сквозь зубы Монклар прорычал:

— Пусть подождет, ничего!