Книга День курсанта, страница 87 – Вячеслав Миронов

Вот такая история с продолжением.

Но отпуск первый курсантский продолжался! И ждали меня все прелести дьявольские жизни гражданской! А слаб курсант на выпивку и прелести женские! А времени мало!

А потом — друзья и подруги!!!

Только иногда, хоть и в гражданке, а проходя мимо офицера, по привычке отдавал честь.

Сказать, что был трезвый — грязная, гнусная ложь! Пьяный — иногда. И с друзьями — одноклассниками, а теперь с курсантами военных училищ. Каждый хвастался, чье училище лучше, кто больше ходил в самоходы, кто чаще встречался с местными девчонками, кто больше выпил. Байки, анекдоты, пьянки.

Встречи с друзьями. Среди девчонок тоже есть друзья. Например, как Ленка Пригорницкая — свой парень! Умница, красавица, на год старше, способна на такие же поступки, что парни! Сидели вечером еще в школе, в актовом зале, слушали музыку. И друг мой Женя Дзюба тоже там был. Тот самый, у кого здоровый аппендицит вырезали — «Быстрый Олень». Ну, как водится, выпивали не спеша. Небольшая, теплая, спитая компания. Друзья, друзья, не более того! Слушаем музыку тихо, беседуем, употребляем мерно. И тут бум-бум-бум в дверь. И голоса, мол, открывайте гады — неформалы! Это участковая по фамилии Пятакова. Подпольные клички — Пятак, Пятачиха!

И вот они со сторожем стучатся, потом сторож отправляется за ключом. Что делать? Что делать?

Как что делать? Сматываться надо! Куда? Как куда? В окно! Зима, в Йошкар-Оле снега зимой много, как в Сибири! Сугробы большие!

И прыгнули!!! Парни первыми прыгнули. Девчонки Ленка Пригорницкая и Наташка Масленникова — следом! Вот с такими друзьями в юбках, хоть в огонь, хоть в воду, хоть в кабак! Свои люди! Не сдадут, не предадут!

Пришел к Ленке в гости уже выпивший, а тут она еще поставила на стол бутылку коньяка. Развезло меня… Так я ей историю со штык-ножом, что я нашел пять раз рассказал!!!

Вот так, весело, непринужденно пролетел отпуск. И нужно возвращаться в казарму!

Отец сумел добыть мне ПШ офицерское. Мама кант красный выпорола, пуговицы перешила с зеленых на желтые. Есть даже карман задний и «пистон» — маленький кармашек спереди, туда офицер может убрать жетон свой или заначку.

Снова самолет, пересадка в Свердловске, Кемерово. Казарма…

Встречают офицеры, проверяют сумки. Чтобы кто спиртного не принес в казарму.

Ага! Нашли больных на голову! Кто же вот так, в открытую, понесет спиртное? Только очень пьяный или с отмороженной головой. Спрячь в снег, благо, что сугробов полно вокруг. Потом заберешь. Водка не замерзнет. Только вкуснее станет! Ей холод только на пользу пойдет!

— Товарищ капитан! — докладываю Земцову — Младший сержант Миронов из отпуска прибыл! За время отпуска замечаний не имел!

— Хорошо отдохнул, Миронов?!

— Так точно!

— Вижу. Вижу. Улыбка на ширину приклада! Трезвый?

— Конечно, трезвый!

— А то некоторые из сорок третьей роты умудрились патрулю солдатскому на вокзале «залететь»! В пьяном угаре. Сейчас на гауптвахте. Ну, ничего. Холодные стены остудят горячие головы!

— А некоторым и не только головы, но и иные конечности, выпирающие наружу, — Вертков неспешно вступил в разговор — Слышал уже?

— Ничего не слышал, — покачал головой — Только с самолета. Никого еще не видел.

— Еще услышишь. В сорок четвертой роте — ЧП. Один курсант в отпуске дома изнасиловал группой несовершеннолетнюю. Поймали.

— Вот скотина! — вырвалось у меня.

— Теперь военный трибунал всю группу закатает на много лет лес лобзиком пилить.

— Так ему и надо! Позор! В том-то и дело. Баб что ли мало?! А какой он? Что-то не помню такого.

— Рост средний. Образование такое же. Хрен его знает. Пусть сами разбираются.

— Теперь готовьтесь к общебатальонному комсомольскому собранию. Будете клеймить позором насильников.

— Да, тут и так все понятно. Что его клеймить-то? К стенке, да, все, чтобы форму не позорил.

— Эх, молод ты, Миронов! Вы его из комсомола изгонять будете! Заочно. Строем! Сообразуясь с левой ногой. Так что — готовься к пламенной речи!

— Пусть сорок четвертая и выступает. Пламенно. Они же обосрались, пусть и обтекают. А теперь — отмываются!

Проверили мои вещички. Ничего противозаконного. Я им банку варенья задарил. Кушайте, товарищи офицеры, варенье домашнее!

Ну, а в казарме обсуждение, кто, как и где отдыхал! Много, конечно, и вранья было откровенного, но! Не нравится — не слушай, но и врать не мешай!

Зашел разговор о родственниках, о похожести, о породе.

— У нас есть друзья. Ну, нет у них детей. Лечились они у докторов разных. Деньги копили долго, в Москву ездили — без толку! Удочерили младенчика из роддома. Воспитали…

— И что?

— Что-то!!! Ей четырнадцать лет, а с ней только ленивый не спал!

— Так ты ее зови сюда! Ротой скинемся! Комнату снимем. Будем с ней того… Воспитаем. Есть же сыны полка! А эта будет — дочь сорок второй роты!

— Эх! Она беременная!

— А ты-то, что такой грустный?! Сам, что ли покорял те глубины юного тела?

— Да, нет!

— Брат у меня трясется.

— Понятно.

— А сама-то что говорит?

— Да, с ней в то время столько мужиков спало, что как она станет перечислять, то пальцев на руках, ногах не хватит!

— Офигеть! Пусть отпирается до последнего!

— Похоже, что брат у меня любит ее! Вся семья в шоке! Мама капли всякие пьет.

— Водочные?

— Водочные капли в каждой бутылке по капле — батя глушит. Мама — всякие там валокардины, да валерьянки, корвалолы — тоже стаканами глушит.

— Брату-то сколько лет?

— Двадцать три.

— Ну, если к этому времени мясо в голове не появилось, считай — калека!

— Инвалид по мозгам.

— Батя ему уже морду расквасил по пьяни. Я их разнимал, чтобы друг друга не поубивали насмерть!

— Веселенький у тебя отпуск.

— И не говорите! Соседи ментов вызвали. От них тоже отмазывался. Вваливается кодла ментов. У отца и брата морды и кулаки в кровище. Я их разнимал. Мне от каждого по разу досталось. Одежда у всех троих в кровище. На полу кровь. Они сопатки раскроили друг другу не по-детски. Они сильно пьяные, я — чуть выпил. Не лезет водка в горло. Вот такие дела.

— Пиздец! Прикинь! Такая жена достанется!

— М-да, уж! Все спали, тебе отвечать. И неизвестно, твое произведение или нет.

— И жена, как была блядь, так и останется блядью до гробовой доски.