Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
|
— А тебе по чину? — А я просто голос. — Чей? — Да хоть бы и разума твоего. Сколько у тебя тут человек? Тысяч пять? Десять? Меньше десятой части от всего войска, так? И сколько тебе выделят? Сначала у султана татары будут, они с ним давно плечо к плечу стоят. А твое место у порога, в куче мусора… Петр вскочил, сжимая нагайку. Фрол успокаивающе махнул рукой. — Прости, коли обидел. Только и сам понимаешь — мы для них все одно неверные. И своими не станем. — А для кого мы свои? Нет у нас ни земли, ни места! Нету!!! Петр, что есть силы полоснул нагайкой по столу, выругался — и только потом заметил, что Фрол смотрит на него с грустью. — Отвел душу? — Чего тебе здесь понадобилось? — Предложение у меня к тебе. От двух государей. — Вот как? — Сам знаешь, Сечь сейчас совместно Русью да Речью Посполитой управляется. А государи те породнились. — Знаю. И? — С турками тебе это еще воевать и воевать. А коли примешь предложение Алексея Михайловича, то станешь наместником всей Сечи. — Наместником? — Гетманом. — С чего бы вдруг такие предложения? — Так и от тебя потребуется не меньше. За землицу отслужить придется. — Чем же? — А вот тем. Откуда турки воду берут? — Для коней из речки, для себя — из колодцев. Мешок тяжко бухнулся прямо на карту. — Тут сорок мешочков. Один высыпь в колодец… Что‑что, а соединения мышьяка достать было несложно. Софья Алексею с собой на войну три таких мешка дала, не пожалела. На войне, знаете ли, все средства хороши, чтобы выжить да вернуться. И коли представится случай… — Ты мне что предлагаешь?! — А вот то. Сейчас нам с нехристями не сладить, а коли ослабнут они, кто помрет, кто животом маяться злобно будет… сам понимаешь. Петр понимал. Но… — Не по — христиански это… — А это? Фрол запустил руку за пазуху, и на стол высыпалась горсть зеленых камней. Не слишком большая, камней двадцать, не более, но учитывая цену на изумруды — стоили они поболее иного мешка с золотом. Блеснули острые грани. — Это — задаток. Подумай, коли согласишься, у палатки белую ленту привяжи на веревку, да и просто белая тряпка сойдет. Мы узнаем. — Шпионите? — Разведываем. — Ты мне подлость предлагаешь! — Я тебе мечту твою предлагаю. На блюдечке. — Откель знать мне, что не обманешь? — Служил бы я обманщику? Уж поверь мне, все, что государь мне обещал — все исполнено было. — А коли обманут? В таком ключе разговор длился еще долго. Петру и согласиться хотелось на предложение, и боязно было, и колебался он… Фрол мягко убеждал, не показывая виду, хоть и тянуло его ахнуть несговорчивого гетмана с размаху по черепу. Но — нельзя. Дипломатия это называется, когда перед каждой гнидой прогибаешься, вместо того, чтобы шашку вытащить — и от плеча ее до пояса… Но ради Алексея Алексеевича… Сговорились, уж когда светать начало. Фрол оставил изумруды и мешок в палатке и выскользнул в темноту, буркнув на прощание: — Провожать не надобно… Петр остался в раздерганных — иначе и не скажешь — чувствах. Фрол же прошел по лагерю, задержался в паре мест, потом, не привлекая внимания, нырнул в лес — и только его и видели. Только горяча послушного коня, понукая его мчаться быстрее, он позволил себе перевести дух. Удастся ли? Во всяком случае, он свое дело сделал. И этим повернул колесо истории. Только об этом он не знал. Да и не надобно — результата хватит. * * * Второй акт пьесы разыгрался на следующий день, ближе к вечеру. Легко ли внедрить в войско своих казаков? Да уж не так сложно! Пять тысяч! Пять тысяч предателей веры христианской и земли православной пришли с султаном! Даже побольше их было. И знать каждого в лицо? Это просто нереально. Так что совершенно случайно у султана материализовалось подметное письмо. Наверное, ветром принесло. Да так удачно, со стрелой сразу… Султан вышел из шатра, поглядел, но соизволил свиток со стрелы снять и распечатать. И даже прочесть. Ну а там — донос. Так и так, Петруша Дорошенко, коего вы до сих пор милостиво не прибили — предатель, причем двойной. И ждет только случая, дабы отравить колодцы и смыться. Не верите? Так поищите у него яд! И изумруды, полученные от русского государя. Два раза предлагать не пришлось. Султан и так казакам особо не доверял, а уж теперь… Стоит ли говорить, что гетмана пригласили вежливо, а вот его палатку обыскивали весьма грубо? Обыскали, нашли — и бросили мешок перед султаном, который задал вполне закономерный вопрос: — Что это? Дорошенко побледнел, залопотал что‑то… поздно. Если бы он пришел сам и сразу, если бы хоть чуть раньше… История сослагательных наклонений не терпит. Но пока он решал, как оправдаться, снаружи взвился истошный крик. — НЕХРИСТИ ГЕТМАНА УБИВАЮТ!!! И этот крик подхватили люди в разных концах лагеря, схватились за оружие казаки, взметнулись янычары, побелел от ярости султан… Буря могла бы еще не разразиться, все бы объяснилось и утряслось, но кто‑то (имени героя история так и не сохранила) сделал первый выстрел. Казаки и так с трудом терпели турок, те, в свою очередь, недолюбливали предателей, а крымчаки не любили ни тех, ни других. Пока между вожаками трех стай был мир — был и покой, хотя и относительный. А вот как только хворосту подбросили… И выскочить бы сейчас из шатра Петру, и крикнуть бы, что никто его не трогал, но сделал султан жест рукой, который телохранители приняли за команду — и изготовились защищать своего господина, а гетман решил, что сие нападение на него и схватился за оружие. И тут же упал, обливаясь кровью под мечами султанских телохранителей. А снаружи кипел бой — и теперь уже никто не смог бы остановить его, даже спустись с неба Богородица — и то головой покачала бы, потому как там, где людьми овладевает безумие — Богу не место. И не место здесь было милосердию и жалости. Казаки пробивались на волю, благо, и стояли‑то не в середине, а ближе к краю лагеря, но резня… Яростная, бессмысленная, жестокая, опьяняющая кровью и превращающая людей в диких животных… |