
Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
Со стен замка на это с громадным удовольствием смотрели защитники, стараясь по возможности не мешать. То там, то тут вспыхивали стычки, казаки дрались отчаянно — и нескольким отрядам, человек по сто — сто пятьдесят, удалось вырваться и ускользнуть, но их было так мало. Не то три, не то четыре отряда… из более чем пяти тысяч! И то вряд ли удалось бы им, но откуда‑то из леса вылетели всадники Володыевского, принялись рвать и резать татар, оказавшихся на острие их удара, конечно, серьезного боя они не приняли, откатились, как только татары вскочили на коней, но в суматохе и ушла часть казаков. Все окончательно успокоилось только к вечеру — и тогда же султан узнал, что ссора с гетманом стоила ему больше десяти тысяч войска. Причем, казаки не разбирая, косили и турок и крымчаков. За один несчастный день он потерял больше пятнадцати тысяч человек. К тому же не самых худших… Казаки, его люди… Переправа, Жванецкий замок, теперь вот здесь — потери стремились к четверти войска, а он ведь даже еще боевых действий не начал! Да и татары постоянно жаловались, что на их разъезды охотятся, как на диких зверей. Скоро меньше, чем по сотне — две и в туалет сходить нельзя будет. Свистнет стрела — и кто‑то валится с коня. И где искать негодяя? Ляхи тут камень от камня знают, а им как? Каждый день человек по двадцать — да уносит, пан Володыевский даром времени не терял. А раненые? Поход явно становился слишком затратным. Но уходить, не взяв даже Каменца? Войска все равно оставалось больше семидесяти тысяч, если он сейчас повернет… бывали в Османской империи моменты, когда и султанов смещали. Впрочем, на следующий день султан уже не был столь уверен, что желает оставаться под Каменцом. Пока стояла шумиха с казаками, кто‑то успел отравить четыре колодца. Так что слегло еще несколько тысяч человек, пали лошади — и лекари не были уверены, что люди оправятся от отравления. Соединения мышьяка — они даже в малой дозе весьма токсичны. Одним словом — боевой дух упал ниже низкого, выгоды война не обещала, но не уходить же? Зато были довольны защитники крепости. Ян получил голубя от Володыевского и довольно разгладил усы. Показал письмо Барбаре, которая засветилась счастьем — Ежи жив! И не только жив, но еще и успешно действует. Еще бы парочку таких хитростей — и пусть нехристи друг друга перережут. Увы, сильно на то рассчитывать не приходилось. Селим Гирей был послушен воле Османов, так что подставить его было затруднительно. Ему султан доверял, в отличие от Дорошенко, которого бесславно оттащили в лес, даже не позаботившись похоронить. Уже потом, спустя пару дней, убитых казаков захоронили в общих могилах крестьяне, которым заплатил Фрол Разин — и заплатил щедро. Он потерял в этой провокации около сотни людей, но помнил по имени каждого. Он лично просил крестьян, чтобы не бросили тела, он готов был сгрызть себя, но ведь вызывали только добровольцев. И честно предупреждали, что они могут — скорее всего! — не вернуться. Вернулись всего два человека из ста двадцати, которые пошли в лагерь, которые следили за происходящим и которые в нужный момент закричали и набросились на турок, заводя остальных. Они и погибли первыми. И эти‑то два не выбрались бы, да сознание потеряли от ударов по голове, а когда пришли в себя — отравили колодцы, которые были рядом и постарались выбраться. Благо, схватка кипела вовсю… Единственное, что утешало Разина — царевич потребовал имена всех казаков, их записали на отдельном свитке, и он клятвенно пообещал поставить на этом месте памятник, на котором золотом выбиты будут имена всех героев. А кроме того семьям их будет на следующие пятьдесят лет назначена щедрая царская пенсия. Не придется ни голодать, ни побираться… Они шли на смерть и погибли, как герои… Осада еще продолжалась, но без прежнего огонька. А спустя неделю, которую Каменец героически продержался, наступило время для второго хода. * * * Селим Гирей отдыхал в обществе любимой наложницы, когда ему принесли письмо. Аккуратный свиток… простенький такой… Мужчина прочитал его, удивленно вскинул брови, а потом кивнул своим татарам. — Гонца ко мне. И через несколько минут любовался спокойным видом Ивана Морозова, который стоял напротив татарского хана и так же изучающе смотрел в ответ. Какой он — Селим Гирей? Сложно сказать. Наверное главное в его облике — глаза. Черные, яркие, умные, затягивающие, словно водоворот. И властность, ощутимая почти физически. Ваня ощутил, как пересыхает в горле. Смогут ли они? Справится ли он? А потом перед его глазами вдруг встало, как живое, лицо Софьи. И не разумом, нет, каким‑то внутренним чутьем понял юноша, что опаснее тот, кто позволяет себе не показывать свою силу. Улыбнулся. И успокоился. Селим Гирей же разглядывал стоящего перед ним мужчину. Не юношу, нет, Ивану уже за двадцать. Молодого мужчину. Высокого, с растрёпанными русыми волосами, спокойного, удивительно спокойного для того, чья жизнь в чужих руках. Он… улыбается? — Ты дерзок, русич. — Мне встать на колени, государь? — Я могу поставить тебя на колени. Но это ведь тебя не сломит. — Это просто жест уважения, — Софьиными словами ответил Ванечка. — Это не имеет значения, если в жест не вложены истинные чувства. — Вот как? Я могу сделать твои чувства истинными. — Безусловно. Я не так силен, чтобы выдержать пытку. — И все же пришел сюда. Зачем? — Я пришел со словами своего государя. И с его предложением. — Да, я видел. И это — тоже. Селим Гирей коснулся свитка. Ленивым жестом повертел в пальцах выпавший на стол изумруд. — Если позволите, государь… Иван указал подбородком на небольшой кошель на своем поясе. — Это мой государь посылает вам в знак своего уважения. — Вот как? Селим Гирей сделал жест рукой. Один из татар сорвал кошель с пояса юноши и бросил на стол пред повелителем. Открыл по его приказы — и на стол посыпались изумруды. — Твой государь богат… — И щедр. Вы не получите столько здесь. Речь Посполитая изнурена войной с нами. Какую добычу вы соберете здесь? Пара десятков баб, которые страшнее шайтана? Да разве это достойно великого хана, копыта коней которого попирают землю от моря до моря? — Ты красиво говоришь, русич, но что за твоими словами? — Здесь нет ни денег, ни славы. Великий хан, ты просто положишь здесь своих воинов. Они уже гибнут ради того, чтобы султан бросил подачку своим янычарам. Разве это правильно? |