Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
|
Разрушить стены что Азова, что Керчи — хватит. Только доехать надобно. За тем и сидят в обозе ребята. Стерегут, следят… когда до места доберутся — они ж и устраивать все будут. А кто еще? Они‑то знают, как все должно быть, они трудились… Они справятся. А государь царевич пообещал, что коли справятся они с заданием, да вернутся живыми — он у батюшки обязательно получит разрешение на создание саперной части. Так и назовут их — Троянские кони. И первыми коньками будут они трое. Форму им пошьют свою, знаки отличия повесят, звания присвоят… но для того — сейчас надобно выжить, победить и вернуться. Справятся ли они? — Сидишь, малец? Воин Афанасьевич своих подопечных проведывал пару раз в день. — Сижу, дядько Воин. — Смотрю, читаешь? Петька кивнул. Читал. Космогонию Рене Декарта. На латыни, хоть и сложно это было мальчишке, да книга того стоила. Они с собой несколько книжек взяли, не просто ж так, без пищи для ума ехать? Так и думать разучишься. — Интересное что? — А то как же! Как мир наш устроен… — Это дело хорошее. А остальные двое героев где? — Рядом тут крутятся. Воин Афанасьевич кивнул. — Смотри тут внимательнее… И умчался. Петька вздохнул и опять углубился в книгу. А что ж… Учиться надобно, где б он сейчас без учебы был? Под забором бы сдох давно. А коли уж государь царевич к нему милость проявил — так милости надо быть достойным. И он — будет. Когда‑нибудь он своему благодетелю добром отплатит. * * * Пан Ежи Володыевский дураком не был. И отлично понимал, что турки идут. А еще — что он ничего сделать не сможет. С такими силами? Ну — ну… А вы с вилкой заместо рогатины на медведя не ходили? Не проткнете, так защекочете, не иначе. Защитников‑то раз — два и обчелся. Пара сотен венгерских пехотинцев, пятьдесят солдат от Лощинского, да у него человек двадцать, пятьдесят казаков да сто пятьдесят пехотинцев. Ну, ополченцы есть, только проку с них — мясо пушечное. Краковский епископ Анджей обещал людей прислать, да пришлет ли… Ну, так что ж делать — доля такая, здесь умереть. Дом встретил его темнотой и тишиной. Ежи чертыхнулся, запалил трут и при его свете нашел лучину. Кристина все вывезла, что могла, подсвечниками — и теми не побрезговала. Да и пес с ней. Вот уж кого Ежи ни разу не любил, так это свою жену, в девичестве (коли так говорить можно после трех браков) панну Озерковскую. Женился он на ней поздно, аж в сорок два года, и женился по расчету… а на свадьбе о том и пожалел сразу же. Не сложилась жизнь с Кристиной и сложиться не могла, хоть и желал он все устроить, но увидел на свадьбе Барбару… На своей свадьбе, уже из церкви выходя… Племянницу жены, дочь ее двоюродной сестры от бедного шляхтича из незнатного рода, бесприданницу, зато с такими глазами… Он смотрел в них — и тонул, тонул, и ничего не мог с собой сделать. Слушал ее голос, как песню, приходил домой — и ложился в постель с другой. И особую боль причиняло ему то, что Басенька тоже была под этим кровом. Барбара полностью зависела от милости своей родственницы, а та не спешила милостей оказывать. Что мог небогатый рыцарь? Только посмотреть, да вздохнуть. Умер бы скорее, чем оскорбил бы честь девушки, на которую молиться готов был. А теперь Кристина уехала. И черт бы с ней, но единственное, что хорошо — Бася с ней отправилась. И хорошо — и плохо. Ежели все действительно так, как жена пророчит — то никогда он больше Басю не увидит. Зато жива останется. Кристина — она хвост из ловушки вытащит. Но коли жив он останется — ей — богу, запрет ее в монастырь! Черта ли в ней, в такой стерве? И повод будет хороший, никто не упрекнет! К матери, что ли, сходить? Они ведь тоже в крепости остались, с сестрицей… * * родственники Володыевского действительно оставались в Каменце во время осады. Вот жена уехала, стоило запахнуть жареным. Басю я выдумала, но кто знает? Если честно, зачитывалась в свое время Сенкевичем, и так хотелось, чтобы у них все сложилось… прим. авт. Скрипнули ступеньки под чьими‑то шагами, скрипнула дверь. — Пан Ежи… вы здесь? Не ожидал мужчина услышать здесь и сейчас этот голос. — Пани Барбара? — Я… Басенька стояла в дверном проеме, держа в руках свечу, смотрела громадными голубыми глазами… — Пан… Ежи, я хотела с вами поговорить… Сердце рыцаря оборвалось и ухнуло куда‑то. — Вы… не уехали? — Тетя уехала. А я осталась. — Пани Барбара, это может быть опасно… Вот сейчас она скажет, что передумала, что тоже уезжает… и к лучшему, все к лучшему! Но до последнего будет он помнить ее взгляд. С тем и в землю лечь не страшно… Господи, пресвятая дева Мария, спасибо вам, дали в последний раз ее увидеть! — Бася. Называйте меня Басей… пан, я знаю, вы женаты на моей тетке, я бесприданница и некрасива… но я люблю вас. Я хотела бы, чтобы вы об этом знали. Я остаюсь в крепости, чем бы все не закончилось. Я знаю, я никто, но… не гоните меня, прошу вас! Онемев, глядел на девушку храбрый рыцарь. — Пани Бася… Девушка всхлипнула, прикусила губу… — Я знаю, вы любите мою тетку, но она вас не любит. — Я ее тоже не люблю… — Слова выдавливались с трудом через пересохшее горло. — пани Бася, если б я знал, если бы вы… если бы я увидел вас хоть раз до венчания — я бы женился только на вас. Я люблю вас, клянусь спасением души… Ежи сделал шаг вперед и упал на одно колено. — Бася… я не знаю, что у нас впереди, но коли отстоим мы крепость — вы уедете со мной? На Русь, во Францию, куда угодно? Поменяем имена… мы еще сможем быть счастливы… — Ежи… И не нужно было другого ответа. Только сияющие ярче звезд голубые глаза. Будь проклята война? Да. И в то же время, ежели б война не стерла границы между двумя людьми, не показала, что важно, а что наносное — разве признались бы они друг другу? Да никогда… Не было между влюбленными ничего, кроме поцелуя, но и тот стоил побольше многих ночей, проведенных с ненужными и постылыми женщинами. А потом они просто сидели рядом, держались за руки — и не могли наглядеться друг на друга, не могли друг другом надышаться… |