Онлайн книга «Холодные близнецы»
|
Кирсти садится на другом конце лодки, глаза у нее красноватые, но она спокойна. Она смотрит на меня, потом на скалистый берег Салмадейра. Мы плывем навстречу бризу. Ветер мило ерошит и треплет ее светлые волосы. Ее курносый профиль смотрится просто чудесно. Я так ее люблю, мою малышку. Я люблю ее за то, что она Кирсти, и еще потому, что она напоминает мне Лидию. Конечно, в какой-то мере мне хочется, чтобы вернулась моя Лидия. Какая-то часть меня поет от радости от этих мыслей. Я безумно скучаю по Лидии. Не могу забыть, как мы сидели рядышком и читали целыми вечерами или молчали в счастливом оцепенении. Кирсти, менее терпеливая, всегда скакала вокруг. Идея, что Лидия может воскреснуть, – из разряда мистических чудес. Жуткое, но чудо. Возможно, чудеса пугают? Но если я верну Лидию – если это и вправду Лидия со мной в лодке, – то умрет Кирсти. О чем я думаю? Со мной – Кирсти, и я собираюсь это проверить. Самым беспощадным образом. Если я окажусь безжалостной, то доведу дело до конца. Кирсти спрашивает сквозь усиливающийся ветер: – Ма, почему он называется Салмадейр? Нормальный разговор. Уже хорошо. – Вероятно, это значит «остров псалмов», дорогуша. Раньше здесь был женский монастырь. – Когда, мам? А что такое женский монастырь? – Это место, где живут монахини, они там молятся. Много лет назад они сюда переехали. Тысячу лет назад. – Даже раньше, чем когда мы были маленькими? Я пропускаю мимо ушей пугающую форму вопроса и киваю: – Ага. – И сейчас монахини тут не живут? – Нет. Ты не замерзла? Ее волосы растрепаны, а ее розовая курточка расстегнута. – Нет, мама. Ветер дует мне в лицо, но мне так даже нравится. – Ладно. Мы почти приехали. Справа из воды высовывается тюлень. Он смотрит на нас мудрым печальным взглядом брошенного ребенка и с вкрадчивым всплеском опять исчезает. Кирсти улыбается своей дырявой улыбкой. Волны Слейт добры к нам и быстро доставляют нас на пляж под маяком. Я приподнимаю моторку – настолько она легкая – и вытаскиваю выше линии прилива, туда, где поспешно разбегаются крабы и серебристые чайки клюют гниющего дохлого лосося. – Фу! – восклицает Кирсти, указывая на воняющий рыбий труп. Она бежит к дому, толкает дверь, которую мы никогда не запираем, и исчезает внутри. Я слышу, как Бини негромко гавкает в знак приветствия. Кстати, обычно он лает громко. Я привязываю лодку и направляюсь к дому. На кухне холодно. Крыс не слыхать. На заляпанной белой стене столовой танцуют арлекины. Крышка унитаза придавлена камнем, чтобы не пахло хорьком. Энгуса нет – он работает и на целую ночь останется в Портри. Мы совсем одни на острове. Все складывается замечательно. Кирсти треплет Бини за ухом, а потом уходит читать в свою комнату. Я готовлю ужин в полумраке кухни, где над головой болтаются проволочные корзины, сохраняющие нашу еду от крыс. Я слышу дыхание моря – будто кто-то делает зарядку. Почти штиль. Затишье перед бурей? Я собираюсь с силами, чтобы осуществить свою задумку. Наверное, надо было действовать три недели тому назад: подвергнуть Кирсти проверке, от которой она не сможет отказаться. Тогда бы она, конечно, не подделала ее результаты. А сейчас всякое может произойти. Но меня осенило лишь сегодня утром, когда дочка билась в истерике в школе. Да и сформировался мой план по-настоящему только к вечеру. Он будет основан на дочкиной фобии – она ненавидит темноту. При проявлениях фобии обе близняшки кричали, но каждая по-своему, по-разному. Кирсти отчаянно вопила и рыдала, сбиваясь и задыхаясь, ее голосок дрожал, но речь была членораздельной. Лидия срывалась на визг – высокий, пронзительный, зубодробительный. Я слышала подобный крик всего несколько раз. Его ни с чем не спутаешь. Похоже, именно поэтому я и решилась на эксперимент. Однажды серьезный припадок разыгрался два года назад, в Кэмдене, когда у нас отключили электричество. Близняшки оказались в кромешной, непроглядной темноте. Когда это случилось, они бурно и синхронно отреагировали в соответствии со своей фобией. Но Кирсти зарыдала взахлеб, а Лидия пронзительно завизжала. И теперь я ее нарочно напугаю. Оставлю ее внезапно в полной темноте. Ее реакция будет инстинктивной и рефлекторной, она не сможет притворяться, а я узнаю правду. Мой план бессердечен, меня гнетет чувство вины, но другого способа нет. Дать путанице продолжаться дальше – это еще более жестоко. Мне надо сделать это прямо сейчас, иначе я потеряюсь в сомнениях и в ненависти к самой себе. Кирсти вскинула голову, когда я вошла в ее спальню. Она выглядит слишком грустной. Она придала голой комнате чуть более уютный вид, поставив книги на полку и развесив по стенам картинки с пиратами. Но все равно без ее сестры здесь пусто и одиноко. Радио настроено на «Кидз Поп» – поет группа «Ван Дирекшн». На полу и в плетеной корзине лежат ее игрушки, но она с ними не особо играет. Только плюшевый леопард валяется рядом с ней в кроватке. Обе близняшки любили Лепу. Может быть, Лидия любила его больше? Не могу смотреть в ее грустные глаза. – Дорогая, – осторожно начинаю я. – Расскажи, что случилось сегодня в школе. Молчание. Я пытаюсь снова: – Как прошел твой первый день? Хорошо? А какие у тебя учителя? Пауза. Только «Ван Дирекшн» звучит по радио. Она закрывает глаза, и я жду. Я чувствую, что она скажет, и она тихо придвигается ко мне и еле слышно произносит: – Мама, со мной никто не хотел играть. Мое сердце раскалывается пополам. – Вон оно что. – Я их просила, но никто не хотел… Боль жжет меня изнутри. Мне хочется крепко-крепко обнять дочь, защитить ее. – Милая, это же первый день. Такое бывает. – И я стала играть с Кирсти. Я нежно потрепала ее волосы, а в висках застучал пульс. – С Кирсти? – Она играла со мной, как всегда. – Ясно. Что мне делать? Рассердиться? Заплакать? Заорать? Объяснить ей, что Лидия умерла, а она – Кирсти? Может, я и сама не знаю, кто из них мертв. – Но когда я стала играть с Незабудкой… – Да?.. – Все стали надо мной смеяться, мам. Я… заплакала, а они все смеялись. – Потому, что на самом деле ты была одна? – Нет! Кирсти была там! Была! Она здесь! Она здесь! |