Книга Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди, страница 73 – Олег Агранянц

— Нахал!

Когда раздался звонок, я во всеуслышание объявил:

— Антракт!

397. Особый марксист

Но были и другие преподаватели.

После того как мы окончательно запутали даму, которая вела у нас занятия по диамату, на следующее занятие пришел человек по фамилии Фурманов. О себе он говорить не любил, в его биографии отсутствовало место работы с 1938 по 1955 год.

Он вошел в аудиторию и заявил:

— Я материалист. И вы не сможете переубедить меня.

Мы с ним спорили. Однажды кто-то спросил:

— Могу я на экзамене заявить, что не согласен с тем или иным положением марксизма?

— Да. Но предварительно вы должны будете грамотно изложить это положение.

Дима Попов на экзамене так и сделал. Фурманов поставил ему отлично.

Переубедить его мы не смогли, и я на всю жизнь остался убежденным материалистом.

398. Итак, она звалась Татьяной

Особое место занимала военная подготовка.

Преподаватели к тому времени уже не были кондовыми и студенту, вынесшему из аудитории матчасть, — это было строжайше запрещено — не верили, если он говорил, что зовут его Е. Онегин или О. Бендер. Однако…

Во время занятия по военной подготовке в кабинет несколько раз влетала студентка. Полковник строго спросил ее:

— Как ваша фамилия?

На что девица, потупив очи, ответила:

— Ларина.

— Наверно, Татьяна?

— Точно. Татьяна.

После занятия полковник явился в деканат и попросил найти студентку.

— Идемте в большую химическую аудиторию, они все придут на лекцию Несмеянова, — предложила заведующая учебной частью.

У входа в аудиторию полковник увидел ту, которую искал:

— Эта.

— Ну, что ты натворила, Ларина?

Услышав фамилию, полковник замешкался и осторожно спросил:

— Как ее зовут?

— Татьяна, — ответила заведующая. — Вы хотите с ней поговорить?

— Нет, не надо, — ответил полковник и быстро удалился.

Ибо мою однокурсницу Ларину действительно звали Татьяной.

399. Неприличная фамилия

Был у нас на химфаке студент из ГДР по фамилии Йобст. Если преподавателей научных кафедр некоторая неблагозвучность его фамилии не волновала, то на военной кафедре, где всегда ждали подвоха и боялись попасть впросак, вслух произносили его фамилию с опаской.

Однажды к нам пришел новый полковник и бойко начал перекличку. Мы вставали, говорили: «Я» — и ждали, когда он дойдет до немца. Увидев столь странную фамилию, полковник начал осторожно:

— И.О.Б.С.Т.

— Я.

Полковник повеселел:

— И-о-б-с-т, — продекламировал он нараспев.

— Я, — снова отрапортовал немец.

Теперь полковник решился произнести фамилию сразу:

— Йобст.

— Я.

— Йобст, — обрадовался полковник и спросил: — А как ваша настоящая фамилия?

— Йобст.

Полковник пошел жаловаться в деканат. Там ему объяснили, что, увы, у немца именно такая фамилия. И полковник изрек:

— Так ему и надо. Пусть с такой фамилией и живет.

400. 3 рубля до стипендии

Семинарские занятия по военному делу вел подполковник Филиппов, человек неглупый и рассудительный. Но была у него одна особенность. Он очень не любил, когда студенты во время занятий разговаривали друг с другом. На все отговорки типа «хочу спросить у товарища» он отвечал: «Спросите у меня».

Однажды Володя Хромоножкин наклонился к соседу Юре Максимову.

Выждав минуту, подполковник спросил:

— У вас, наверное, есть вопрос к студенту Максимову?

— Так точно.

— Спросите меня.

— Неудобно.

— На то я и преподаватель, чтобы отвечать на все вопросы.

— Вы не обидитесь?

— Нет.

— Товарищ подполковник, у вас не будет трех рублей до понедельника?

Смеялась вся группа. Смеялся и подполковник. И в перерыве подошел к Хромоножкину:

— Вам действительно нужны деньги? Не стесняйтесь.

Деньги Володя просить не стал, но с тех пор и мы, и другие студенты стали хорошо относиться к Филиппову.

401. Беседа на грузовике

Был у нас парень Женя Лукьянец. Военное дело давалось ему туго, и после второго курса он получил освобождение от военной подготовки по состоянию здоровья.

На перекличке полковник спросил, где Лукьянец. Мы ему ответили, что он стал пацифистом и выступает против всех форм насилия.

Полковник объяснил нам всю пагубность пацифизма и пошел жаловаться в деканат, где ему объяснили, что Лукьянец освобожден по состоянию здоровья.

Но у полковника засела в голове мысль, что Лукьянец «плохой». Мы эту мысль поддерживали. Если что-то в военном кабинете оказывалось сломанным, мы говорили, что приходил Лукьянец и набезобразничал. Полковник качал головой. Однажды…

Полковник проводил с нами занятия на аллее между университетом и метро «Университетская». Он стоял на грузовике, мы сидели на земле. Вдруг мы заметили какого-то парня, идущего в сторону метро.

— Это Лукьянец идет срывать занятие, — сказал кто-то.

— Сейчас я с ним поговорю, — обрадовался полковник и позвал парня: — Иди сюда.

Парень подошел. Он видел только полковника, человечка маленького роста в халате, стоящего на грузовике. Нас он не видел: мы сидели по другую сторону машины.

— Тебе чего надо? — спросил он.

— Подойди сюда и расскажи, куда ты идешь.

— А тебе какое дело?

И дальше нецензурное слово.

— Я знаю, что ты Лукьянец.

— А я знаю, что ты говно, — парировал незнакомец.

— Я сейчас слезу с грузовика, мы пойдем в деканат, и я испорчу тебе жизнь.

— А я сейчас поднимусь на грузовик и испорчу тебе физиономию.

Препирались они несколько минут. Потом парень ушел, а расстроенный полковник прекратил занятие.

Следующее занятие с нами проводил другой офицер.

402. Судьба интеллигента

Женя Лукьянец был интеллигентным, вежливым и очень добрым парнем. Учился он прекрасно, лучше всех. Его любили, но в компании приглашали нечасто, ибо он не пил. Не пил вообще.

Через пятнадцать лет после окончания МГУ я встретил его на встрече выпускников. От него пахло спиртным.