Онлайн книга «Князь советский»
|
Нина поднялась на трибуну и села с краю на деревянную скамью. Вроде никто не обратил на нее внимание. Постепенно собирались иностранные гости: европейцы и американцы, индийцы и арабы, но больше всего было китайцев – Нина даже узнала нескольких старых знакомых, которые ехали с ней через пустыню Гоби. Вроде они отнеслись к появлению Нины как к должному. Все переговаривались, дули на озябшие пальцы и пытались найти более удобное место для фото– и киносъемки. Высокий сутулый мужчина в пенсне ходил между ними и на разных языках спрашивал, как дела и нет ли у дорогих гостей каких пожеланий. – А вы кто будете? – дружелюбно осведомился он у Нины. Она сделала вид, что не понимает его. Этот тип сразу ей не понравился: худой, с аккуратной русой бородкой и утиным носом, он напоминал зловредного спальника из сказки о Коньке-Горбунке. Потоптавшись рядом, товарищ в пенсне сел на лавку позади Нины, и она услышала, как он спросил у кого-то: – Кто это такая? Вон та – в красной шубе. – Не знаю, товарищ Алов, – ответил молодой голос. – Я ее не припомню. – Надо выяснить! Наверняка это были агенты ОГПУ, и Нина уже проклинала себя за то, что пошла на поводу у Магды. Вдруг этот Алов попросит у нее документы? Вдруг кто-нибудь из китайцев доложит ему, что она не иностранка? На трибуны вышли члены правительства, и иностранцы, повскакав с мест, защелкали фотокамерами. Нина понятия не имела, кто из вождей кто, но на всякий случай тоже сфотографировала их – вдруг они пригодятся Магде? Было странно, что все они оказались маленькими и неказистыми, – и тем нелепее смотрелась на них полувоенная форма: словно провинциальные счетоводы решили нарядиться в героев войны. К Алову подскочила женщина с тонкой папкой и что-то зашептала ему. Нина разобрала слова «Троцкий» и «стихийные выступления». – Вот дьявол! – пробормотал Алов и, сбежав вниз по лестнице, затерялся среди солдат, стоявших в оцеплении. У Нины немного отлегло от сердца. Она решила, что сделает несколько снимков и уйдет подобру-поздорову. На Спасской башне заиграли колокола, и с прилегающих улиц донесся мощный гул человеческих голосов: – Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Под звуки «Интернационала» на площадь потекли первые колонны демонстрантов. 2. На столбах надрывались репродукторы: – В великий праздник, равного которому не было во всей истории человечества, наша первая мысль о Ленине – вожде победоносных пролетарских колонн, бесстрашно пошедших на штурм капиталистических твердынь! Шли кавказские джигиты, броневики, вооруженные рабочие, Красный Крест, пионеры… Флагов было столько, что Красная площадь действительно становилась красной. «Слава механизации!» – читала Нина надписи на транспарантах. «Да здравствует победа пролетарской революции о всем мире!» «Вторая автобаза, даешь знамена Октября!» Члены правительства улыбались, отдавали честь и снисходительно махали демонстрантам ладонями, затянутыми в кожаные перчатки. С мавзолеем поравнялась колонна молодых людей – по всей видимости, студентов. Они остановились, и через мгновение над их головами развернулся транспарант: «Долой Сталина!» Оркестр смолк, и на площади повисла такая тишина, что стало слышно, как чирикают воробьи, слетевшиеся на свежие конские яблоки. – Да здравствует Лев Троцкий! – выкрикнул звонкий мальчишеский голос. – Долой оппортунизм и раскол в партии! – Ура-а-а! – нестройно подхватили его товарищи. Со всех сторон к ним ринулись милиционеры. Нина подняла камеру и сделала снимок. Иностранцы вокруг нее тоже защелкали фотоаппаратами. – Нельзя снимать! Прекратите! – заорал кто-то. Перепрыгивая через две ступеньки, на трибуну взлетел Алов. Его блуждающий взгляд остановился на Нине. – Не снимать! – рявкнул он и вырвал у нее фотокамеру. – Вы что делаете?! – позабыв об осторожности, ахнула Нина. – Отдайте! – Ты русская, что ли? – Алов схватил ее за плечо. – Ты как здесь оказалась? Ты кто вообще такая? Нина вырвалась и, не помня себя, побежала вниз. – Держите ее! – крикнул Алов, но милиции было не до Нины: перед Мавзолеем завязалась ожесточенная драка. 3. Нина целый день бесцельно бродила по городу, не зная, куда податься. Возвращаться в номер было нельзя: чекисты наверняка уже вычислили, кто она такая и где живет. В глазах ОГПУ белогвардейская дамочка, снимавшая выступление троцкистов, могла быть только шпионкой, и Нину ждал неминуемый арест. Магду было жалко: как она будет обходиться без камеры и без переводчицы? К тому же Алов наверняка будут допрашивать ее насчет Нины. Дай бог, чтобы ее саму не заподозрили в шпионаже! Оказалось, что пока на Красной площади проходил парад, в городе начались волнения: сторонники Льва Троцкого передрались с милицией и внедренными в праздничную толпу провокаторами. У Елоховского собора вся мостовая была залита кровью: там дружинники напали на колонну оппозиционеров и жестоко избили их. Из столицы надо было бежать, и Нина решила, что купит билет до станции, до которой хватит денег, а там на месте разберется, как доехать до Владивостока. Но на вокзале ей сказали, что на ближайшую пару месяцев билеты распроданы. Нина вышла на площадь и села в первый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Где ночевать? В парке на лавочке? Если удастся найти угол, то скопленные деньги уйдут меньше, чем через месяц. А дальше что? – Товарищи, за проезд передаем! – надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. – Билеты – восемь копеек. Нина сунула руку в карман и похолодела – кошелька в нем не было. Держась за ременную петлю, кондуктор навис над Ниной. – Ну что, за проезд платить будем? – У меня кошелек украли… Он грубо схватил ее за воротник. – Тогда слазь с трамвая! А то ишь – барыня выискалась: как в парче-бархате ходить – она первая, а как за билет платить – так у ней копейки не допросишься! – Да она, чай, с любовником поссорилась, – усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. – Она ему не дала, а он ей тоже не дал… в смысле денег. Пассажиры засмеялись. Нина протолкалась к выходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула с подножки в грязь. Уже стемнело. Где-то в глухих дворах выли собаки; уличные фонари не горели, и только в распахнутых дверях маленькой церкви видны были желтые огоньки свечей. «Ну вот и приехала – никаких мне Владивостоков, никакого Китая, – в тоске подумала Нина. – Завтра с голодухи продам шубу, а потом утоплюсь в Москва-реке». |