Онлайн книга «Эдесское чудо»
|
Мужчины обреза́ли грубо обломанные ветви деревьев и виноградных лоз, а женщины и девушки сносили их в кучу, чтобы после сжечь. К вечеру сад вновь обрел относительно ухоженный вид, а молодежь устроила костер возле пруда. На прутики нанизывали ломти лепешек с сыром, перемежая их луком и яблоками, поджаривали над огнем и уплетали с большим аппетитом. Для усталой Фотинии Саул принес из садового домика тюфяк, разложил его под персиковым деревом, и вскоре старушка, мирно утратив бдительность, сладко засопела. – Как много всего случилось за это лето, – сказала Евфимия подружке, глядя на белые стены опустевшего садового домика, который теперь казался особенно унылым. На белой стене четко выделялось темное окошко, прежде забранное досками. – А теперь все снова становится как раньше… – Погоди, голубка, лето еще не кончилось! – засмеялась Мариам. – Будут, будут у нас опять перемены, да еще какие! – Ты что-то знаешь? – оживилась Евфимия. – Знаю! Но это пока секрет! – А мне скажешь? – Нет, вот как раз тебе я и обещала его не говорить. – Ну как хочешь… Тогда давай споем, Мариам, – сказала почему-то смутившаяся Евфимия. – Давай! – оживилась Мариам: песня могла ее мгновенно отвлечь от любых мыслей. – Что-нибудь веселое? – Лучше грустное. Споем «Песню нумидийской девушки» [47] , – сказала Евфимия и с проникновенной тоской завела своим тонким голосом: Возвращайся! Я без тебя столько дней! Возвращайся, трудно мне без любви твоей. Возвращайся, кто бы ни встретился на пути: мимо счастья так легко пройти… Мариам вступила своим сильным голосом и поддержала подругу: Много дней дует знойный сирокко [48] , Но он слезы мои не осушит, караван твой в пустыне далекой, нет с тобой моих рук, нет с тобой моих глаз. Если смерч тебя встретит жестокий, знаю я, ты пред ним не отступишь. чем труднее к любимой дороги, тем прекрасней, тем радостней встречи час. Тут уже все подхватили припев, и песня зазвучала призывно и громко – на весь вечерний сад: Возвращайся, я без тебя столько дней, Возвращайся, трудно мне без любви твоей. Возвращайся, кто бы ни встретился на пути — мимо счастья так легко пройти… – Замолчите, замолчите сейчас же! – раздался вдруг заполошный голос Фотинии: нянька со всех ног бежала к ним, подхватив для скорости подол столы. – Тихо вы все, говорю вам, сейчас же замолчите! Девушки испуганно смолкли, выжидающе глядя на нее. – Что случилось, нянюшка? – с тревогой спросила Евфимия. – Как что случилось? Вы что это поете, негодницы? Это же песня замужней женщины, ожидающей мужа из торгового похода! Не годится ее петь невинным девушкам! – Ох, нянюшка! – укоризненно сказала Мариам, убирая руку с сердца. – Ну а можно ли невинных девушек вот так пугать? – А петь такое на посмешище добрым людям можно? Смотрите вон, как Товий над вами смеется! – Товий и впрямь улыбался, глядя на расшумевшуюся няньку. – Скажи, Товий, что бы ты делал, если бы твоя невеста вздумала петь такие песни? – Я бы тут же стал ей подпевать! – Да ну вас всех! И не сметь при мне петь глупых песен! Спойте-ка лучше «Мой барашек потерялся». Мариам засмеялась и послушно запела детскую песенку про потерявшегося барашка, но при этом она закатывала глаза, вздыхала в паузах и как-то незаметно исхитрилась так изменить мелодию невинной детской песенки, что в ней явственно зазвучало любовное томление. Все слушали ее, хихикая, одна только старая нянька ничего не заметила и сидела у догорающего костра, довольная своей бдительностью и послушанием молодежи. – Ты что такая грустная, Евфимия? – спросила Мариам, закончив песню про барашка. – Да так… Знала бы ты, Мариам, как я устала от нашей Фотинии! Рядом с девушками сидел Товий. – Евфимия, но песня ведь и вправду глупая! – Что ты нашел в ней глупого? Песня как песня… – Ну, подумайте, девочки, что поет эта глупышка: «Если смерч тебя встретит жестокий, знаю я, ты пред ним не отступишь!» – И что же тут глупого? – спросила Мариам. – Сестричка, только последний дурак, завидев вдали смерч, не поспешит сойти с его пути и укрыться от него вместе со всем своим караваном. – Если он так же осторожен, как ты! – засмеялась Мариам. – Да, я осторожен, когда иду по пустыне с караваном, и на смерч с саблей наголо не полезу, меня вы на такую глупость и не пытайтесь уговорить своими сладкими голосками! – А если бы эфталиты все же полезли на стены Эдессы, смог бы ты один защищать проход, как… как Леонид и триста спартанцев? – спросила Евфимия. – Конечно же, нет. Но я очень надеюсь, что сражался бы наравне со всеми и выстоял бы до конца битвы. Впрочем, ни о каких особенных подвигах я никогда и не мечтал, я купец, а не воин. – Жаль… – тихо сказала Евфимия. – А няня зря рассердилась на песню, ничего в ней нет дурного. Это ведь всего только песня… – Смотри, вот сведут твою няню от вас ваши постоялицы-харранки, сама плакать станешь! – сказала Мариам. – Не сведут! – вздохнула Евфимия. – Они бы рады и даже уже намекали на это, да разве Фотинию кто сможет от нас сманить? Она сказала, что пойдет со мной в приданое, когда я выйду замуж, чтобы еще и моих детей мучить. – Товий, иди вперед и скажи госпоже Софии, что мы уже все закончили в саду, пусть готовит угощение! – скомандовала Мариам. – У нас тут девичьи разговоры пошли, нечего тебе их слушать. * * * – А когда эти готфы вернутся на постой? – спросила Софию Фотиния. |