
Онлайн книга «Вредные игрушки»
Мы столкнулись с ней в узком проходе между каютами. Как всегда, она разыскивала близнецов и спешила к капитану. Лицо ее было очень встревоженным. – Дети попали в беду, – бросила она нам и помчалась дальше в своем заграничном развевающемся балахоне. Мы – за ней. Но когда перед нашим носом захлопнулась дверь капитанской каюты, мы поняли, что о случившемся можно узнать только одним способом, старым и надежным – подслушиванием. Мы выскочили на палубу и подкрались под распахнутый иллюминатор, за которым слышались голоса. Взволнованный тети Ланч и спокойный, снисходительный – капитана. – Дети попали в беду, – трещала тетя. – Они каким-то образом оказались в грузовом трюме. – Успокойтесь, Ангелина Петровна, – басил густым голосом капитан. – Этого не случилось. Трюм заперт на ключ. Дети не могли туда пробраться. – Но я слышала за дверью их жалобные го-лоса! Тут капитан помолчал и ответил далеко не сразу. Каким-то подозрительно фальшивым тоном: – Ну что вы! Какие голоса? Вам показалось. Вода журчит за бортом, колеса плещут плицами, блоки поскрипывают. Ну какие, право, голоса? Тут мы заметили, что подслушиваем не одни. Рядом стояли с открытыми ртами близнецы – Женька с Тедькой. – Вы где были? – спросил я. – Вас весь пароход ищет. – Мы в шлюпке сидели, под брезентом. – Тетя Геля! – заорал я. – Нашлись ваши киндер-сюрпризы! – Вот видите! – пророкотал уже совершенно спокойный бас капитана. – И никаких жалобных голосов. Не рассказывайте об этом никому, чтобы не стать объектом насмешек, – доброжелательно посоветовал «морской орел». – Вы настоящий джентльмен, капитан! Я отвел близнецов в сторону и строго спросил: – Вы зачем в шлюпку забрались? А если бы за борт упали? – Мы испугались, – сказал Тедька, тот что на пять минут старше Женьки. – Мы лазили в трюм, а там за дверью кто-то бормочет. – Это вода за бортом журчит, – успокоил их я. – Ага, – кивнул Женька – тот, что на пять минут моложе Тедьки. – Журчит. На английском языке. Мы с Алешкой переглянулись. Вот это заявочка! А племяшам можно верить. Тетушка Ланч все время старается им привить «навыки английской разговорной речи». Они, правда, и на том, и на другом языке еще плохо говорят, но отличать русский от английского уже научились. Тут выбежала на палубу тетя Ланч, и близнецы брызнули от нее в разные стороны. Она растерялась – не знала, кого первого ловить. – Держите их! – закричала она, и все пассажиры бросились отлавливать хохочущих племяшей. Схватили одного, тетка его нашлепала, тут ей подвели другого, она в него вцепилась, а первый вырвался. Его опять поймали – и началась такая суматоха, что племяши в ней перепутались, и, похоже, одному вообще не досталось, а другому, из-за сходства, попало два раза. Но нас это уже не касалось. Мы с Алешкой уже спускались по крутому трапу в трюмное помещение. Здесь стало холодно и темновато, только тускло светились под низким потолком забранные в сетки слабенькие лампочки. Но было зато очень шумно – за переборкой азартно стучала паровая машина. Какие тут услышишь жалобные голоса за запертой дверью? Мы подошли к двери и прижались к ней ушами. Все было за дверью тихо. И мы уже хотели уйти, решив, что подозрительная тетя Ланч не только романтик, но и фантаст. Но тут вдруг набежавшей волной качнуло пароход, и… И за дверью явственно послышались какие-то голоса, похожие на обиженный детский лепет. Скажу откровенно: нам стало страшно. Мы отскочили от двери и уставились друг на друга. Кто там? Кого там прячет капитан? Зачем? Я снова приблизился к двери, постучал в нее костяшками пальцев и прерывающимся голосом спросил: – Эй! Кто там? Но за дверью воцарилась тишина, будто я кого-то спугнул. А может, все не так? Может, это не капитан кого-то прячет, а наоборот – кто-то прячется от капитана? Какие-нибудь безбилетные коммерсанты или бомжи? А зачем он тогда запирает их на ключ? – Может, вообще, ерунда какая-то? – сказал Алешка. Но оба мы почему-то чувствовали, что вовсе это не какая-то ерунда. А какая-то жуткая тайна. Вечером, в своей каюте, мы долго не могли заснуть и строили всякие предположения и версии. Наконец нам это надоело, и мы вышли на палубу. Весь пароход спал. Только не спал рулевой в рубке, окошки которой чуть заметно светились. Над рекой гулял холодный ночной ветер. И мы, по примеру близнецов, забрались в шлюпку и укрылись брезентом. Над нами было звездное небо. Пароход постукивал своей паровой машиной и пошлепывал плицами. И немного покачивался на слабой волне… Когда мы проснулись, он стоял у темного причала. Была еще глубокая ночь, только над дальним берегом чуть-чуть посветлело небо. Мы уже собрались было идти досыпать в каюту, как услыхали какой-то шепот. Шептались на причале, слов мы разобрать не могли, но в одном из шептунов узнали нашего капитана. В темноте отчетливо белел его прекрасный китель. Тут к ним подошли с берега еще двое. И капитан повел их на пароход. Они спустились в трюм, а мы замерли в своей шлюпке, под брезентом. Вскоре из трюма поднялся капитан и те двое. Они вытаскивали на палубу большой ящик. Передохнули, перенесли его по трапу на причал. Там ящик забрали другие люди и унесли в темноту, где тихо пофыркивала, судя по звуку двигателя, большая машина. Затем эти двое снова спустились в трюм и вытащили из него еще такой же ящик. Когда они спускались по трапу на причал, один из них споткнулся, и они чуть не выронили ящик в воду. А из ящика при толчке раздался жалобный детский голосок: – Я хочу к маме. Он произнес эту фразу на английском языке. Когда ящик погрузили в машину, и она уехала, а на палубе никого не осталось, мы на цыпочках вернулись в свою каюту и заперли дверь на задвижку. Алешка даже иллюминатор задраил. – В бандитское гнездо опять попали, – удрученно прошептал он. – В плавучее. – Надо удирать, – предложил я. – А куда? – На берег. В милицию. – А что мы им скажем? Что в каких-то ящиках каких-то английских детей таскают? С корабля в машину, да? Посмеются, и все. – Вообще, ты прав, – согласился я. – Надо бы сначала разобраться в этом темном деле. – Ага, – обрадовался Алешка. – Пролить на него свет. – Он ненадолго задумался и сказал: – А я уже разобрался. Они в каком-нибудь детском саду украли детей и теперь их продают по одному. – Зачем? – удивился я. |