Онлайн книга «Проклятая картина Крамского»
|
– Нет. – Плохо, Ильюшечка… Стараться надо побольше… – Танька. – Он заставил себя выдохнуть. – Давай ты ради разнообразия голову включишь. Три трупа. Хочешь четвертой стать? Нет? Тогда не темни. Рассказывай все, что знаешь… – Ильюшечка… – А если собираешься меня и дальше шантажировать, то, Танюша, я могу решить, что мне проще с полицией объясниться, чем твои капризы исполнять. А за дачу ложных показаний и сесть можно. – Ты такой грубый… Ильюшечка, поверь, я ничего не скрываю… Ничего важного… Это семейные дела и вообще… Картина мне принадлежит! По закону! По наследству! Ты же читал письмо! Это моей прапрабабки портрет… Она его отдала, потому что дурой была. А я верну… и… – Танька, прекрати. Она замолчала. Не заговорит. Будет цепляться за свои дурацкие секреты и секретики. Пускай, придет время, Илья и до них доберется. – Скажи лучше, что ты про Верку знаешь. – Про Верку? – Теперь Танька удивилась. – А что с Веркой? – Ничего. Кроме старой фотографии, которую за какой-то надобностью Генка прислал. И смутной тени на витрине… Тени едва различимой, и Илья вполне мог бы ошибиться, но чуял: не ошибся. – Ну… в выпускном классе она с Генкой сошлась вроде как… ненадолго… Я думала, нашел очередную дуру для своего борделя… а Верка соскочила. Генка долго злился, ходил за ней, пока ему нос не сломали. – Кто? – А я почем знаю? Знаю, что он бесился… а потом два дня в школу не ходил и вернулся с мордой разбитой. И с того дня Верку стороной обходил, будто ее и не было. Ну я и смекнула, что за Верку ему бока и намяли. О прошлом Танька вспоминала охотно. – Потом она замуж вышла… за Женьку… – Какого? – Ну нашего Женьку, Семушкина. Вера и Женька Семушкин? В голове одно с другим не складывалось. И почему-то мысль об этом браке была неприятна. Вера… высокая, нескладная. Живет в новостройке. О браке своем она упоминала, правда, не говорила, что замуж вышла за Женьку. Почему-то это теперь казалось подозрительным. И что делать? Ехать, какие могут быть еще варианты. Вот только время позднее… но, с другой стороны, он точно застанет Веру дома. Илья решился. Дорогу он помнил прекрасно. Но машину пришлось оставить в квартале от Веркиного дома. Ночная прогулка освежила и отрезвила. И заставила сомневаться. Что он может ей предъявить? Фотографии? И свои подозрения? Если она действительно причастна к этой истории, то от подозрений Вера отмахнется с легкостью. И вряд ли стоит рассчитывать на чистосердечное признание. Она вообще может Илью на порог не пустить. В подъезд он проник вместе с сонным собачником, которого волокла на поводке толстая такса. Илья собачнику кивнул, точно старому знакомому, и тот ответил кивком же. Новостройка… знакомые незнакомые соседи. Он поднимался по лестнице. И перед дверью остановился в странной нерешительности. Звонить? Кто ходит в гости по ночам? Половина двенадцатого… Быть может, Илья и отступил бы, но за дверью вдруг раздался грохот, а потом – и женский крик. – Прекрати! – Ах ты… п-паскуда! Илья дернул за ручку, и дверь, к счастью, открылась. – Женя… В узкой прихожей боролись двое. Женька Семушкин, спокойный и тихий Женька Семушкин, вцепился в руки Веры, пытаясь вывернуть их. Она же отбивалась, норовя пнуть бывшего мужа. Тот шипел, матерился… – А ну прекрати! – Илья Семушкина схватила за шиворот, поднял и тряхнул легонько. – Что ты творишь? – А ты… ты… любовника позвала! – Женька, прекрати! – Вера потерла запястья. И поспешно, чтобы Илья не разглядел синяков, рукава натянула. – Любовника, – с уверенностью произнес Семушкин. – Давно с ним крутишь? Всегда была… п-потаскухой б-была… а я тебя… я тебе! – Угомонись. – Илья вновь тряхнул Семушкина, и тот действительно угомонился, обмяк. – Она п-потаскуха. – Семушкин всхлипнул. – Она меня обманывала! И тебя обманет! – Уходи, – устало произнесла Вера. – Пожалуйста… – Уйду… а он останется! – Останусь. – Илья подтвердил семушкинские опасения. – Нам поговорить надо… – Обо мне? – И о тебе… Успокоился? Семушкин шмыгнул носом. Он выглядел жалким, ничтожным даже. И Илья разжал руку. Семушкин упал на пол, поднялся на четвереньки… потом на колени. – Верочка… – Уходи, – попросила Вера. – Пожалуйста, уходи… Оставь меня в покое, наконец. – Верочка, я же тебя люблю… я не нарочно… я же… люблю… ты знаешь, что не нарочно… получилось так… а никто тебя любить не будет так, как я… – Уходи. Семушкин обувался, глядя почему-то не на Веру, но на Илью, и было в его глазах что-то этакое, опасное. И почему-то появилась уверенность, что далеко он не уйдет. Будет следить. Выглядывать. И если предоставить ему хотя бы малейшую возможность, он вернется… Только отнюдь не затем, чтобы признаться Вере в любви. Семушкина Илья выставил за дверь самолично. И дверь закрыл. И все равно, даже через запертую, слышал, как тот топчется, вздыхает, жалуется кому-то тоненьким голосом на женскую неверность и в целом – жизненную несправедливость. – Извини. – Первой молчание нарушила Вера. Она одернула рукава просторного свитера и обняла себя. – Нет ничего более отвратительного, чем чужие семейные разборки. – Случается… и часто он так? – Случается. – Вера ответила в тон. – Ты… зачем приехал? – Поговорить. Можно? – Можно, но… извини… давай лучше прогуляемся… он сейчас уйдет… он всегда уходит, надо только подождать немного. А то у меня нервы сейчас… Мы сколько лет уже в разводе, а он никак не успокоится. Иногда по полгода не объявляется, а бывает, что и каждый месяц… Глупо все это вышло… Она стояла, покачиваясь. А на полу лежали осколки не то чашки, не то тарелки… – Там беспорядок… Я потом уберу, но мне надо походить… Мне всегда легче, когда я хожу. Отпускает… С ним никаких нервов не напасешься… Ты из-за Генки пришел? – Отчасти, – не стал отрицать Илья. – Одевайся тогда. Пойдем. За дверью было тихо. В подъезде Семушкина тоже не было. Как и возле подъезда. – Мы поженились сразу после школы… Он мне представлялся героем… И сомнения не возникало, что жить мы будем долго и счастливо и умрем в один день. Романтика же… он подвиг совершил… а оказался… Не думай, он не садист, просто патологически ревнив… Мне в этом сначала виделось только доказательство любви. Знаешь, многие ведь девушки думают, что если ревнует, то любит… |