
Онлайн книга «Запрещенная реальность. Перезагрузка»
Мужчины, выглянув из угла, где пряталась раковина для мытья посуды, застыли, не сводя глаз с непрошеных гостей. Женщины тоже растерялись, не зная, что делать, перестали ставить на стол горшки, миски и посуду. Мищак закинул автомат за спину, потёр ладонь о ладонь, плотоядно облизнувшись. – Пожрать угостите? Пахнет вкусно! Да и горилочки выпить не мешало бы, пошукайте в голбце. Отец и сын Гордеевы переглянулись. – Нету… горилки, – сглотнул Иван Данилович. – А ежели я найду? – расплылся в хмельной улыбке Мищак. – Шо ты с ними как з родiчами балакаешь? – буркнул Синерезенко. – Тащи самогон, старый, если горилки нема. А ты документы покажь. – Ствол автомата глянул на худенького, с болезненным лицом, Александра. – Чего тута сидишь? Почему не в армии? Прятался небось, повестки рвал? С москалями дружил? – Больной он, – заикнулась жена Александра, круглолицая, полная, коротко стриженная. – Геморрой у него, еле ходит. – Как детей рожать – не больной, – хохотнул Мищак. – А как служить ридному отечеству – больной. – Я служил… – тихо произнёс Александр, бледнея. – В погранвойсках. – Так то небось ще при оккупантах? – хмыкнул Синерезенко. – До майдану? Паспорт кажи! Александр вытащил ящик комода, дрожащими руками достал синюю книжицу с золотым тиснёным трезубцем, протянул бородачу, на плечах которого красовались ещё два синих шеврона-погона с жёлтой восьмиконечной звёздочкой на лычке; звания в Добровольческой Армии соответствовали украинским казачьим девятнадцатого века, и одна звёздочка на погоне говорила, что владелец – есаул. Синерезенко развернул паспорт, небрежно пролистал. – Гордеев Олекса Иванович… украинец… а на вид – чистый москаль. И ты, старый, доставай ксиву, быстро! Иван Данилович, лысый, с остатками седых волос на голове, полез в голбец. В этот момент взгляд француза упал на обнявшую младшего брата Катю. Глаза Гастона поплыли, стали маслеными, он облизнулся. – Яка красуня! – выговорил он по-украински, почти без акцента. – Пан есаул, почему она не радуется нам, не предлагает хлеб-соль? Может, шпионка москальска? Проверить бы надо. – Проверим, – ухмыльнулся Мищак. – Пусть докажет, что она справна украинка. Документ е? – Ей только четырнадцать… – пролепетала мать девочки. – А на вид все двадцать. Говори правду! Француз шагнул к сжавшимся детям, умело оторвал братца от сестры, рывком за ворот платья поставил Катю на ноги. Александр бросился к ней с криком: «Не трогай!» – и Мищак ударил его прикладом автомата, отбрасывая к стене. Зацепившись за табурет, он упал. Женщины закричали, метнулись к нему, сделал шаг Иван Данилович. – Выведите всех! – процедил сквозь зубы Синерезенко. – Шоб не мешали допросу… Мищак и Гастон под дулами автоматов пинками погнали мужчин и причитавших женщин в сени, туда же вышвырнули заревевших мальчишек. – В сарае их заприте! – крикнул есаул. Плачущих женщин и пытавшихся сопротивляться мужчин увели в сарай, где хозяева когда-то, ещё до войны, держали коз. Александр увернулся от рук Мищака, кинулся обратно в хату, но его перехватил француз, дал ему прикладом по голове и запихал в сарай вслед за остальными. – Иди, я покараулю, – сказал плохо видимый в темноте Мищак. Давно стемнело, а фонари по улице не горели. – Потом заменишь. – Мерси! – Француз исчез в сенях. – Ой, да что это будет, Ваня! – запричитала жена Ивана Даниловича. – Они ж её снасильничают! Гордеев подошёл к двери сарая, собираясь выбраться и учинить драку, несмотря на отсутствие какого-либо оружия, и в этот момент кто-то ухватил его за плечо. Он оглянулся, считая, что это сделал сын, но увидел лишь глыбу мрака за спиной. – Тихо, отец, свои! – еле слышно выговорила глыба. – Скажи родным, чтобы не паниковали. Пусть продолжают в том же духе. – В‑вы… кто?! – Потом. – Маша, Саша… – Иван Данилович передал совет женщинам и сыну, вернулся к двери. – Много их? – продолжала глыба, не производя никакого шума. – Трое… двое в хате… с внучкой… – Понял, сейчас исправим положение. Стучи в дверь. – Она не заперта… – Открывай и отвлеки сторожа. – Да кто вы?! – Некогда объясняться, действуй. Старик заворчал на умолкших женщин, и те снова запричитали на разные голоса. Мальчишки, не понимая, что происходит, заревели. – Батько… – проговорил сидевший у стены сын слабым голосом. – Сиди, – строго сказал старик, толкая дверь. Заскрипев, старенькая дощатая дверь сарая открылась. Иван Данилович переступил порог. – Ты шо, козёл старый?! – объявился перед ним массивный Мищак, в темноте напоминая огромного медведя. Глыба мрака за спиной Ивана Даниловича бесшумно обогнула старика, послышался тихий щелчок, и гигант-бандеровец беззвучно осел на землю. Из сарая вслед за первым «призраком» выскользнули ещё два. – Отец, возвращайся в сарай и жди, – шепнул кто-то на ухо Гордееву. – Успокой своих, чтобы теперь сидели тихо. Все три «глыбы мрака» исчезли. Заскрипела дверь со двора в сени, но это был единственный звук, который донёсся до слуха хозяина дома. Перекрестившись, он скрылся в сарае. Синерезенко, уже снявший с себя коричневую, в жёлтых пятнах, куртку оглянулся, когда в горницу вошёл Гастон. – Шо там? – Та тихо усэ, эвой пью… злякалысь, – ухмыльнулся француз, демонстрируя владение украинским языком. – Я бы и молодуху приспособил, тоже ничего баба, титьки вкуснячи. – Иди на двор, я тут… позанимаюсь. – Я бы помог… – Сам управлюсь, иди. Гастон кинул хищный взгляд на сжавшуюся в углу между диваном и тумбочкой девочку, подмигнул ей и вышел. Однако отсутствовал он недолго. Есаул успел лишь снять штаны и вытащить закричавшую Катю из угла, как дверь распахнулась от сильного удара из сеней, и в горницу влетел француз, потерявший на лету берет и винтовку. Синерезенко выпрямился, ошеломлённый появлением подчинённого, но реакция у него была хорошая, и когда в горницу вслед за французом шмыгнула почти невидимая струящаяся фигура, он развернул девочку спиной к себе и прижал к груди, хватая с тумбочки зазубренный армейский тесак. Странный призрак – у него была хорошо видна только голова в шлеме – остановился. Из плывущего прозрачными лепестками тела призрака выглянул ствол пистолета, снабжённый длинной насадкой бесшумного боя. |